И я боялась воспоминаний о том, как меня тянуло к тьме в его глазах.
Я хотела бы закончить на этом месте. Правда хотела бы.
Но я услышала его ещё раз.
- V -
Когда я услышала его в пятый раз, я читала. Просто читала, лёжа на своей кровати, закинув ногу на ногу, периодически отправляя в рот дольку мандарина, а потом поглаживая за ухом довольного Марса, мурчащего, как трактор.
Я перелистнула очередную страницу, когда вдруг заметила какое-то движение в дальнем углу.
Я подняла взгляд - и книга выпала из моих рук.
Свет торшера бросал золотые блики на пепел его волос, но не отражался в его глазах, тёмных и бархатных, черневших на белом лице - а бордовые губы кривила знакомая улыбка.
- Не ждала? - мягко произнёс он, наблюдая за мной, прислонившись спиной к балконной двери.
Марс, не прерывая мурчания, лениво поднял голову. Он не вскочил, не зашипел и не выгнул спину: только сощурил жёлтые глаза, глядя сквозь моего визитёра.
Врали все слухи про кошек...
- Уходи, - выдохнула я.
- Боюсь, это не тебе решать, - он вздохнул. - Да и не мне. К сожалению.
Я зажмурилась, прикрыла глаза руками:
- Убирайся!
Тишина.
Я опустила ладони.
В комнате никого не было.
Я встала, предоставив Марсу развалиться на моей подушке, и подошла к окну - за которым ранняя тьма осеннего вечера омывала горящие фонари, белые и холодные, а ветер баюкал краснеющие клёны.
Я думала о том, что прекрасно себя чувствую. Нет, последние пару дней меня беспокоила лёгкая головная боль и небольшая слабость, но это вполне могла быть реакция на перемену погоды. Никаких кровоточащих дёсен и абсцессов во рту, как в прошлый раз.
Я думала о том, что нечему было провоцировать рецидив. О том, что где-то в поликлинике лежат мои прошлые анализы, мои бумажные щиты, раз за разом защищавшие от страшного диагноза.
А ещё я думала о том, что сейчас мой мозг не был затуманен даунорубицином.
Когда следующим утром я вернулась из поликлиники, дом встретил ароматом блинчиков с мясом - и мамой, которая спросила, куда это я бегала в восемь утра.
- Анализы сдавала, - тихо ответила я.
- Ещё раз? Только на прошлой неделе ведь ходила!
- Я... на всякий случай.
- Ну и правильно, - папа, как раз вошедший на кухню, одобрительно потрепал меня по плечу. - Чего тебе лишний раз палец уколоть! А осторожность не помешает.
- Да, - я села за стол, сжала в озябших ладонях кружку с чаем. Уставилась на календарь, отчитывавший третий год моей новой жизни. - Не помешает.
Я убеждала себя в том, что не удивлюсь телефонному звонку. Такой же, как тот, что в прошлой раз поломал мою жизнь на «до» и «после» - звонок от гематолога, которому передадут мои анализы, если в них будет что-то подозрительное.
Но когда в семь вечера он всё-таки раздался, я вздрогнула.
Я подошла к двери и взялась за ручку, когда звонок оборвался: кто-то взял трубку. Тогда я отступила на шаг, кусая губы, желая прислушаться - и желая не слышать.
А потом папа закричал что-то на всю квартиру, протяжно и страшно - и мне всё стало понятно.
Я так и стояла посреди комнаты, когда ко мне ввалился папа. Бледный, как простыня, опершийся на стену, чтобы не упасть.
- Саш, - голос его был хриплым, - ты только не волнуйся...
Я выслушала свой приговор почти спокойно.
- Можно выходные ещё дома побыть? - собственный голос слышался словно со стороны.
- Нет. Я позвонил Владимиру Алексеевичу, завтра ложишься, - папа мотнул головой. - Тридцать тысяч лейкоцитов, ждать нельзя.
Я вздохнула.
А потом ноги мои подломились.
Почти не осознавая, что делаю, я рухнула на колени, согнулась пополам, ударила кулаком по полу, потом ещё и ещё - и злые рыдания рвались из груди вместе с шёпотом:
- За что, за что, за что...
Я плохо помнила, как мама поднимала меня с пола. Плохо помнила, как собирала вещи. Плохо помнила свой последний вечер дома. Остался в памяти только Марс, недоумённо вырывавшийся, когда я, всхлипывая, прижимала его к груди, как плюшевого мишку.
Зато отлично запомнила, как встретил меня Вольдемар - с грустью во взгляде, с горечью в углах губ - и как вокруг меня снова сомкнулись ненавистные зелёные стены, и белые лампы загудели назойливо, как комары.
Это напоминало дурное дежа вю: всё, через что я прошла уже пять раз, повторялось в шестой. Тошнота, температура, тромбофлебит, синяки, грибок, облысение...
Второй высокодозный курс я снова встречала лысым скелетом.
Вольдемар подбадривал, как мог.
- Ничего, Сашка, первый раз выдержала, значит, и второй выдержишь, - рукой, облитой резиновой перчаткой, он ласково трепал мою безволосую макушку. - А потом квоту выбьем - и сразу на пересадку! Ещё детишек ко мне приведёшь, познакомишь...