- Что с ней? - спросила я ночью у него - заметив пристальный взгляд, в этот раз направленный не на меня.
- Влили не ту кровь. Не её группа, не её резус. А в результате - сахарный диабет, - он вздохнул. - Это сильно осложнит её лечение...
В воскресенье в реанимацию увезли одну из тихих старушек. Она встала в туалет, когда вдруг схватилась за сердце и стала заваливаться набок.
Обратно она не вернулась.
Я молча следила, как медсёстры собирают её вещи и снимают бельё с кровати. Надо же, час назад здесь лежал человек - а теперь от человека остался только свёрнутый в рулон матрас.
Родители от всего этого, конечно, были не в восторге. Для них это были очень тревожные звоночки - а ведь они изо всех сил пытались не допускать мысль о том, что прогноз Зои Филипповны может оказаться правдивым. Я видела это.
Они исправно приезжали ко мне каждый вечер. Сидели у моей кровати, затрудняя перемещение по маленькой палате моих соседок и медсестёр: в проходе между койками места хватало аккурат для пары стульев. Мама мазала мои синяки вонючей мазью, папа привозил жёсткий диск и закачивал на мой ноутбук мультики, фильмы, книжки и музыку, чтобы я не скучала. Я не хотела его расстраивать - поэтому не говорила, что моим глазам больно и читать, и смотреть что-либо, а от музыки только голова сильнее болела.
Да и скучать с красно-чёрной тенью, дежурившей у изголовья моей кровати, было некогда.
Если бы я боролась с ним - я знаю, что я бы заставила его проиграть. Я уже его заставила - тогда, два года назад. Я не пошла с ним - и победила его. Я заставила его отступить.
Но настоящий враг сидел у меня внутри. И пожирал меня - изнутри.
В понедельник - спустя неделю после того, как начали моё лечение - дозу гидреи увеличили в два раза.
Лейкоциты не падали.
Во вторник мама пришла одна. И привезла мне первую мать-и-мачеху.
- Смотри, что я нашла сегодня возле дома! - она гордо поставила на мою тумбочку рюмку из-под водки с семью цветочками.
- Здоро... кха-кха...
Я закашлялась - прикрыв рот рукой. Стараясь, чтобы мама не увидела кровь на ладони.
Я кашляла и вспоминала, как с восьми лет всегда приносила маме с улицы букетики мать-и-мачехи, как только она появлялась. Тогда я даже подумать не могла, что когда-нибудь будет наоборот.
Если бы родители узнали про кашель, они бы наверняка испугались так же, как я сама. Это был ещё один, более чем тревожный звоночек.
- Здорово, - наконец прохрипела я, украдкой вытирая пальцы о внутреннюю сторону одеяла. - Я уж думала, не дождусь.
- Сейчас подзатыльника у меня за такие слова дождёшься, - пригрозила мама, вынимая из ящика тумбочки мазь.
Я смотрела, как она растирает мои руки, беспомощно лежащие поверх одеяла. Потом подняла взгляд - на полуседые мамины волосы, на мешки под красными глазами, на судорожно сжатые губы.
- Измучила я вас совсем, - сказала я негромко.
- Поговори мне ещё тут! - мама, нахмурившись, щёлкнула меня по лбу чистой рукой. - Ничего не измучила, ясно? Даже думать так не смей!
Я покладисто кивнула. Спорить сил не было.
Потом мама вполголоса, стараясь не мешать засыпающим соседкам, которых осталось только две, рассказывала о Машке, о Машкином сыне, о вредном начальнике и о стервозных коллегах; а я больше кивала, чем отвечала, периодически на секунду проваливаясь в странное подобие сна. По крайней мере, только что мама говорила об одном - а потом на миг наступала чернота; я моргала - и вдруг выяснялось, что тему, видимо, уже давно сменили.
Раньше я за собой подобного не замечала.
- Десять часов! - отрезала медсестра, заходя в палату с новыми пакетами и бутылочками.
- Ой, зайка, мне пора, - мама торопливо нагнулась, чмокнула меня в щёку, потом в лоб, потом снова в щёку. - Спокойной ночи! Я тебя люблю.
Я слабо улыбнулась.
- Добрая ты у меня, мам, - прошептала я. - Хорошая...
И увидела, как у мамы на миг задрожали губы.
- Ты у меня тоже, - она снова поцеловала меня в щёку.
Встала.
И недоумённо обернулась, когда я вдруг удержала её за руку:
- Что?
Я смотрела в её лицо. Смотрела и запоминала каждую черту, такую знакомую.
И почему-то не хотела, чтобы она уходила.
- Нет, ничего, - я разжала пальцы. - Передавай привет папе.
- Конечно, - она улыбнулась с каким-то облегчением. - Спи, зай.
Когда я в очередной раз вынырнула из черноты, его глаза были прямо напротив моих.
- Чувствуешь? - мягко спросил он, стоя на коленях подле моей кровати.
Я моргнула.
Что-то было не так. Что-то... изменилось.
Сердце. Сердце стучало как-то не так.
Лапа плюшевого медведя выскользнула из моих пальцев; он упал на пол с шорохом, похожим на вздох.