- Не надо, - прошептала я.
- А потом они в очередной раз тебя навестили. Для серьёзного разговора, - я слышала, как он улыбнулся. - Для тебя это было очень неожиданно? Странно. Могла бы сама догадаться. Зачем рушить судьбу всей группы, если можно просто найти тебе замену?
- ...Саш, прости, но... - Лёля неловко комкает в руках букет белых роз, предназначавшийся мне - который нельзя проносить в асептический блок, - ты же сама понимаешь...
- Мы ведь так долго к этому шли, - добавляет Леся. - Все мы. Втроём.
- Конечно. - Я лежу на опостылевшей уже больничной кровати; мои глаза сухи, мой голос мёртв. - Понимаю.
Я снова смотрю на бумажки с печатями, которые они передали мне: разрешение на использование моих текстов.
Разрешение, для которого нужна только моя подпись.
- Я рада, что вам предложили этот контракт, - я тихо откладываю бумаги на тумбочку - и в глазах Леси появляется тревога. - И когда первый концерт?
- Через полгода. Хотят сделать какое-то грандиозное шоу, чтобы народ клюнул, - Леся небрежно отбрасывает с глаз длинную чёлку. Потом широко улыбается. - Если выйдешь к тому времени, билет в первый ряд тебе обеспечен.
- Билет... - я медленно поднимаю глаза. - Значит, петь с вами мне уже заказано?
Подруги переглядываются. В их взглядах - пристыженность клептоманов, схваченных за руку.
- Понимаешь, эта девушка, ну, твоя замена... она чья-то родственница, - мямлит Лёля, - и её отец как раз выступит отчасти спонсором...
- Может, если выйдешь, поговорим о том, чтобы добавить четвёртого, - бодро говорит Леся.
А я вижу, что она лжёт.
Хотя бы по этому маленькому словечку «если».
- Понятно, - я отворачиваюсь к стенке. - Что ж, поздравляю.
Я слышу за спиной неловкое молчание.
- Саш, - в голосе Леси проскальзывает раздражение, - ну что ты как маленькая! Семеро одного не ждут.
- Не надо, - но голос Лёли слишком тих.
- Даже если ты выздоровеешь, куда тебе на сцену после... - я знаю, что Леся окидывает меня взглядом, пытаясь подобрать нужное слово, - ...после такого? Ежу понятно, что о карьере придётся забыть!
Я снова знаю, что она видит. Я выгляжу лучше, чем при встрече с Пашкой - но в сравнении с подругами похожу на полутруп. Их припухлые румяные щёчки - против моих заострившихся скул, искусно подкрашенные глаза - против моих ввалившихся синяков, аккуратные золотые локоны и пышные пепельные кудряшки - против моей лысины.
Наверное, если бы я была на их месте - я бы тоже не захотела, чтобы такое пело рядом со мной. Особенно в том мире, где от внешности зависит очень многое.
- А ты, значит, надеешься, что и мы за тобой ко дну добровольно пойдём! - в голосе девушки, которую я считала своей подругой, прорываются визгливые нотки. - Знаешь, во что папе обошёлся этот контракт? Сколько он бегал, чтобы эту встречу устроить? Порадовалась бы за нас, за то, что мы твоё дело продвигаем, а не...
Я медленно поворачиваю голову.
Я беру с тумбочки бумаги и ручку.
Я расписываюсь в положенном месте.
Я почти слышу, как подруги облегчённо выдыхают.
Мне кажется, что это не моя рука протягивает Лёле бумаги через специальное окошко в пластиковой стенке.
Я слежу, как Лёля, растянув губы в неловкой улыбке, убирает бумаги в сумку.
- А теперь - убирайтесь.
Мой голос еле слышен - но они слышат.
- Что? - видимо, на всякий случай переспрашивает Лёля.
Пульт от телевизора я нащупываю почти машинально - и он летит в прозрачную стенку вместе с моим криком:
- Я сказала, УБИРАЙТЕСЬ!
Когда пульт разбивается о пластик, они отшатываются. Потом Леся, гневно прищурившись, открывает рот - но Лёля молча хватает её за руку и выволакивает в коридор; а я утыкаюсь лицом в подушку, задыхаясь, давясь злыми слезами.
Позже бывшие подруги будут пытаться просить прощения, передавать через родителей билеты, писать мне смски и сообщения на электронную почту.
А я не отвечу ни на одно...
- Разве ты заслужила такого? - его голос ласкал нежной участливостью. - Посмотри на меня.
Я распахнула глаза.
Я посмотрела на него в упор.
Я смотрела, как он тянет ко мне бледную руку - и пыталась отодвинуться.
Но не могла.
Когда его пальцы касаются моего лица, я чувствую сухую прохладу его кожи.
Потом понимаю, что не могу пошевелить ни единым мускулом.
А ещё вдруг осознаю, что боль во рту, ватность рук и ног, тяжесть в висках - всё бесследно исчезло.
- Ты могла бы пойти со мной, - он берёт меня за руку - и я встаю с кровати помимо своей воли. - Ты могла бы пойти со мной, и всё это осталось бы в прошлом.