Надо признать роскошным оказался не только особняк: широкие ровные клумбы с различными видами цветов, будто изысканная рама для гениальной картины, оформляли безупречный зеленый газон, который сейчас уничтожали десятки ног. А мраморный фонтан со статуей полуобнаженной девы с кувшином в руках, как бы намекал, что даже ущерб от сотен ног вряд ли огорчит владельца этой роскоши.
Играла живая музыка, а помеж гостей сновали официанты с выпивкой и закусками. Но мой взгляд то и дело привлекала утонченная фотозона с именем царька и некой Миланы.
— Только не говори, что Stanislav это ты, — я указала на деревянную ширму, украшенную, как и все здесь, пионами, с кричащей надписью: «Stanislav £ Milana». И припомнив, что уже встречала нечто подобное, ошеломленная повернулась к царьку: — Погоди, ты что, привез меня на собственную свадьбу?
Я по новой взглянула на разряженных от кутюр незнакомцев, которые чинно передвигались от столика к столику. Фуршет — вспомнила нужное определение, изучая пиршественные столы в тени огромных квадратных зонтов, что чем-то походили на пляжные. Здесь совершенно точно что-то отмечали. И это загадочное "что-то" очень напрягало.
— Беспокоишься, что одета не по дресс-коду? — мажоришка перехватил два бокала с шампанским у официанта и протянул один мне. — Или, что пришла без подарка?
— Ещё чего, — я осторожно пригубила напиток и, опомнившись, пригрозила парню: — Только не вздумай напиваться, Серебров! Тебе ещё меня домой везти!
— Слушаюсь и повинуюсь, — продолжал изображать покладистость царек, нервируя больше обычного. Я чувствовала себя добычей, у которой под боком притаился подлый хищник.
Стоило мне выйти из комнаты, как мажоришка из циничного мерзавца, который буквально пять минут назад клялся меня уничтожить, неожиданно превратился в этакого своего парня. Нет, он, как и раньше, оставался заносчивым идиотом, но всё чаще шутил, улыбался, и даже — ну, это полная жуть! — делал комплименты. Единственный раз, когда царек стал прежним, случился в машине: ему позвонил отец. Поначалу Стас отвечал сдержанно, но под конец разговора уже разорялся матом, а потом резко развернул машину и привез нас сюда.
— И где же Милана? — я вновь указала на кричащую надпись, из всех сил не замечая недоуменные взгляды со стороны окружающих.
— По идее, должна быть где-то тут, — беззаботно пожал плечами царек, холодно взирая на толпу зевак. — И это не свадьба, а помолвка.
— А… — спросить, зачем я здесь не успела. К нам неожиданно подошла пухлощекая немолодая дама в бежевом коктейльном платье.
— Стас! Ну, куда вы пропали?! Нехорошо заставлять своих гостей ждать, — женщина кокетливо пригрозила мажоришке пальцем и с улыбкой повернулась ко мне: — А это милейшее создание, я так понимаю, Милана?
— Вы ошиблись, тетя Лиана, — не дав мне и рта раскрыть, отчеканил Серебров и, приобняв меня за плечи, внезапно выдал: — Это Катя. Моя девушка.
Мы обе в шоке уставились на царька. Однако с этой эмоцией мы несколько поторопились:
— Кстати, она беременна. — Вот теперь впадать в состояние глубокого шока было в самый раз.
Мажоришка тем временем успел избавиться от шампанского и пристроил свою вторую лапищу на мой абсолютно небеременный живот, растягивая губы в слащавом оскале:
— Мы просто на седьмом небе! Надеюсь, будет мальчик, — еще и в лоб меня поцеловал.
Хэппи-энд. Аплодисменты. Занавес!
Из всего этого идиотского представления, мне наверняка было ясно одно: Серебров — козел. Засранец, который в чем-то накосячил, а прикрывать его буду я.
«Значит, в девочку для битья решил меня превратить?» — я оступилась и «случайно» наступила новоявленному папаше на ногу. Судя по рассерженному шипенью и ужесточившейся хватке на моей талии — мажоришка пребывал в восторге.
— Поздравляю? — наконец нашлась с ответом бедная женщина. Она то и дело косилась по сторонам, явно желая сбежать.
— Спасибо, — сквозь зубы процедил Стас. Это я еще раз оступилась.
— Прости, котик! — покаянно протянула и поспешила пожаловаться тетушке Лиане: — Ах, эта беременность делает меня ужасно неуклюжей. Особенно под хмельком, — я демонстративно пригубила игристое и лучезарно улыбнулась собеседнице.
— О…да… — сконфуженно замямлила та и, сославшись на какой-то пустячный повод, поспешно ретировалась.
Мы с Серебровым вновь остались наедине посреди пиршества.
— Значит, мальчика хочешь? — я раздраженно сбросила руки царька с себя и отошла на два шага. — Ничего не собираешься мне объяснить?
— А ты что-то имеешь против мальчиков? — безмятежно усмехнулся тот.
— Не прикидывайся дурачком, Стас. Что это сейчас было?
— Не твоего ума дело, Сватова, — вдруг резко ответил мажоришка. — Молчи, говорю только я, — скомандовал он и неприязненно посмотрел мне за спину.
— Стас… — к нам подошел статный, высокий мужчина. Не нужно было знать его имени, чтобы понять, кто находится передо мной. Схожесть отца и сына поражала. Разве что у старшего уже виднелась проседь в светлых волосах, а вокруг рта залегли глубокие морщины.
— …и Катя, — заполнил неловкую паузу парень, пока меня тщательно досматривали. И судя по поджатым губам, увиденное не очень пришлось по вкусу.
— Извини за задержку, пап, — подтвердил мою догадку царек. — Мы с моей девушкой слегка потеряли счет времени.
Ясно. У нас тут второй акт Серебровского водевиля намечается.
— Судя по всему, вы потеряли остатки мозгов. Ты что здесь устроил, щенок? — голос мужчины стужей пробирался под кожу и заставлял ежиться. Но я терпела и продолжала строить из себя немую.
— Я…
— В мой кабинет! Живо! — оборвал Стаса на полуслове отец и, развернувшись, спешно зашагал к дому.
— Теперь понятно почему ты такой, — озвучила мысли вслух, глядя на удаляющегося мужчину.
Вместо ответа парень отобрал мой бокал и всучил ближайшему официанту.
— Пойдем, — мажоришка потянул меня за руку, но с места я не сдвинулась.
Дудки! На такое я не подписывалась. Пусть сам свои семейные дела решает. Может сию минуту звонить ректору и пускать мою жизнь под откос!
Всё это я и озвучила парню.
— Побудешь в моей комнате, — раздраженно закатил глаза царек, заставляя следовать за ним. — Под откос! Придумала же! Для справки: я блефовал, Сватова. Нет у меня никаких связей в ректорате. Не грузись.
— Ну ты и придурок!
— Я же говорил, что постараюсь оправдать твои ожидания, солнце.
— Ты совсем идиот?! — в который раз вопрошал отец, пока Стас флегматично разглядывал тонкую царапину на идеальной поверхности письменного стола.
Сереброву не впервой было участвовать в этих заунывных нравоучительных беседах. У него за спиной имелся солидный опыт длинною в жизнь. С самого детства любой косяк с его стороны неизбежно грозил посещением отцовского кабинета и вот таким «конструктивным» диалогом.
Содержание этих бесед особо не менялось: Сереброва просто убеждали в разных словесных формах, что он — ничтожество и позор их славной фамилии. Изменилась только реакция Стаса. В детстве он лил слезы, втайне мечтая, чтобы отцовский кабинет с его бесценным антиквариатом исчез или хотя бы сгорел. В юности парень пробовал давать отпор отцу: в один из таких разговоров тот, взбесившись, запустил в него секретером для бумаг — так и появилась царапина на бесценном столе из красного дерева. Сейчас же Стас понял, что больше всего отца злит безучастность.
— Ты же понимаешь, что ведешь себя, будто десятилетний сосунок?! Подумай о семье! Это ничем хорошим для нас не закончиться, Стас!
Стас лишь криво усмехнулся: никакой семьи давно не было. Мать с сестрой уже десять лет как переехали в США, оставив его с отцом. Хотя он просил… умолял того отдать его матери. Но когда это Вячеслава Сереброва интересовало мнение десятилетнего сосунка?
— Твое счастье, что Мила попала в больницу, — отец неторопливо достал из серебряного портсигара сигарету.