- Дракон в твоей душе и дракон-божество - одно и то же, - прошептал голос. – Уверуй в него, и все будет хорошо.
- Я верю! – выкрикнул Баласар. – Принимаю его!
Между тем, он подумал, что никогда. Ни в этой жизни, ни в какой-либо другой.
Зараженный воздух не отчистился. Возможно, он начал, но затем снова раздалось шипение, и после этого газообразный яд стал еще гуще, чем прежде.
Ощущение психического давления усилилось. Голос снова прошептал свое требование. Очевидно, на этот раз его не удовлетворил ответ Баласара.
Боясь, что он вот-вот потеряет сознание, Баласар повторил свое заверение со всей энергией, которую только был способен выдавить из себя в сложившейся ситуации. Он делал все возможное, чтобы верить и не верить одновременно – как парень, который клялся в вечной любви девушки, которую хотел лишь соблазнить.
Его схватили огромные когти, но чешую они не пробили. Дракон вытащил его из того, что, вероятно, было облаком яда. Когда воздух вокруг стал чистым, Баласар смог спокойно лечь и откашливаться, отчищая лёгкий.
- Баласар. – прошептал голос. Когда он почувствовал себя готовым, то поднялся и вытянул руки, схватившись за что-то, напоминающее дерево.
Другие руки схватили его. Их хватка не была грубой, но истерзанные нервы война рефлекторно заставили его сопротивляться.
- Успокойся, - сказал Петрин. - Все кончено. Разрешаю тебе снять шлем.
Баласар так и сделал. После того, как он был лишен зрения в течение долгого времени, даже мягкое янтарное сияние магического светильника заставляло его сощуриться и заморгать.
Он вернулся в пятиугольную камеру и задавался вопросом - выходил ли он вообще из нее хотя бы в коридор. На его теле не было ни обморожений, ни волдырей, ни синяков, ни царапин и ни каких либо других травм, которые бы наверняка были, если бы испытание было полностью реальным.
Сектанты сняли свои серебристые маски, и в какой-то момент прибыла Нала, чтобы провести последнюю часть церемонии. У нее была коричневая кожа, испещренная золотом, и бледный морщинистый шрам на левой стороне надбровной дуги. Прежде там был её клановый пирсинг, пока собратья не изгнали её. На ней было облачение из платиновых чешуек. Пока она ритмично покачивалась из стороны в сторону, следы других цветов пробивались сквозь складки одежды. Блеск синего, мерцание красного.
- Добро пожаловать, брат, - сказала она. - Теперь ты один из нас.
- Спасибо. - Сказал Баласар. Его ответ казался слишком коротким и прозаичным для данного случая, но он был слишком измотан, чтобы придумать что-нибудь получше.
- Давайте помолимся. - Сказала Нала. Она подняла руки и начала говорить на языке, которого Баласар не знал. Он уловил имя Бахамут, но не более.
Что бы она ни бормотала, в её словах была магия. Он почувствовал в воздухе жаркое жало Силы. Поскольку это в какой-то мере овладело ими, другие культисты, кроме Петрина, начали корчиться из стороны в сторону, как и Нала.
Баласар изо всех сил старался имитировать это движение. Скорее всего, ему придётся потренироваться.
ГЛАВА ВТОРАЯ
21-27 Миртула, Год Извечного (1479 по ЛД)
В другой год поля вокруг Сулабакса были бы заполонены крестьянами, занятыми весенней посадкой. Сейчас же они пустовали.
Ну, на них не было никого, кто обычно там был. По мере того как они летели на север, всадники на грифонах периодически видели, как некоторые из людей, орков или кобольдов Аласклербанбастоса занимались разведкой, добыванием пищи и, без какой-то явной причины, кроме неоправданной злобы – поджогом фермерских домов и амбаров. Столбы грязного дыма рассекали голубое небо.
Аот рассматривал все это с некоторым удовлетворением. Он понимал, что уничтожалась собственность невинных людей, что было, в общем-то, печально, но он не знал этих людей, а вот война была ему знакома. Конечно, он чувствовал себя как дома скорее здесь, нежели при погрязшем в интригах и соперничестве дворе Чазара.
Благодаря их психической связи, он знал, что Джет чувствовал то же самое, только без случайного легкого укола сочувствия к жертвам боевых действий. И с надеждой, что скоро у него появится шанс убить и съесть парочку лошадей.
Но Оракс мог думать иначе. Хотя у подростка был излишне острый язык, он стал тише, когда вскарабкался за спину Аоту и уселся позади, а Джет взмахнул крыльями и поднял их обоих в небо. И какое-то время он молчал.