У планеты не наблюдалось облаков, поэтому можно было разглядеть множество огней. Материков я тоже не заметил, словно она единый серый город, куда хочет попасть весь народ с кораблей. Суда пересекали голубое защитное поле вокруг планеты, оно раскрывалось большими окнами при их приближении.
Доктор нас заметил и тоже подошёл к иллюминатору. Стоя за спинами детей, он громко объявил:
— Мы должны свершить посадку на планете Домирон. После взрыва некоторые отсеки корабля повредились, и мы встанем там на ремонт. Выходить буду только я, и некоторым людям придётся зайти к нам для ремонта помещений. Вы не должны выходить из своих кают, пока здесь будут находиться рабочие. Запас еды и воды вам будут выдавать в столовой на завтраке каждый день, выходить можно будет после звонка вечером. Если кто-то выйдет днём, будет дежурить в туалетах до конца года! Всем понятно?
Дети, в том числе и я, молча кивали головами. Гемилион с улыбкой добавил:
— Замечательно. Мы прибудем на Домирон ближе к вечеру, поскольку здесь нужно соблюдать минимальный скоростной режим из-за пробок. Это значит, что после обеда вы все должны сидеть по каютам, не обязательно в своих, но так, чтобы я не видел, как вы ходите туда-сюда. Если пошли к друзьям с утра, то сидите там до вечера.
Дети снова закивали.
После объявления доктора все пошли на завтрак. Мы с Валекианом сразу нашли, где сидит Куагон, и спешно подсели к нему. Он был чуть старше нас. Рослый темнокожий парнишка выделялся на фоне множества бледнолицых детей. На его лице непропорционально совмещались пухлые губы и небольшой нос.
Мой сосед наклонился к нему и шёпотом спросил:
— Куагон, ты умеешь управлять кораблём?
— Умею, а тебе зачем? — Куагон недовольно нахмурил брови.
— Приходи после обеда в нашу каюту, и мы всё расскажем.
— Вы мне не нравитесь, ребята. Но я приду. Всё равно делать нечего, — ответил Валекиану парень, продолжая есть.
На обеде я уже сидели вместе с Элиз и также позвал её в свою каюту после того, как мы набрали еды. Она поблагодарила за приглашение и обещала прийти. Прошло чуть меньше недели с момента её прибытия на «Гемиль», и она по-прежнему не задавала почти никаких вопросов. Было видно, что грустить Элиз стала значительно меньше.
Мы собрались в каюте вчетвером и дождались посадки корабля. «Гемиль» сильно трясло при входе в атмосферу, но несмотря на это, приземлились мы достаточно гладко.
Вскоре раздался звук открытия шлюзов, что значило: доктор ушёл. Мы с Валекианом разделились: он рассказывал Куагону на общем языке, а я Элиз на амаранском. Мы поведали им о том, куда пропадают дети и об экспериментах доктора, затем рассказали наш план. Я утаил то, что сыворотку он делает из моей крови, чтобы ребята не отвернулись от меня и не сочли опасным. Мне крайне не хотелось повторения последствий «фокуса с лягушкой», а это было ещё жёстче, ведь умирали люди отчасти по моей вине.
Куагон заверил нас, что, если я сниму с него ошейник и устраню доктора, он сможет развести детей по домам, или куда они сами захотят. Он сотни раз видел, как Гемилион управляет кораблём, и заверил, что это «проще простого», нужно только знать координаты конечной точки маршрута. Каждое наше приземление записывалось в бортовом журнале, который всегда лежал в рубке.
Элиз согласилась бежать только вместе со мной и только не на Амаран. Там у неё не оставалось больше ничего, кроме ужасающих воспоминаний. Я обещал ей, что мы сможем выбрать любую понравившуюся планету. Вчетвером мы решили, что каждый день будем приглашать других двоих — троих ребят, чтобы рассказать наш план и договориться. Мы сможем осуществить план, только если ошейники будут сняты со всех.
Когда мне удавалось посмотреть в иллюминатор, из него виднелась лишь серая стена, людей было не видно. «Гемиль» простоял на ремонте в Домироне почти две стандартных недели, и за это время мы с Валекианом успели договориться со всеми. Каждое утро мы звали в каюту нескольких ребят. Возражения, конечно, были у половины ребят, они не хотели возвращаться на свои планеты. Но умирать от экспериментов доктора тоже никто не хотел, и мне пришлось пообещать, что они смогут сами выбрать планету для новой жизни.