Что-то большое, тяжёлое лезло в ухо Потапу. Потап всегда понимал Анну Ивановну, но сегодня…
На работу приходила Анна Ивановна рано утром, и Потап всегда поджидал её. Ещё спал на горке тигрёнок Васька. Лёжа в кормушке, причмокивал во сне поросёнок Борька. Дремал, свесив в воду передние лапы, медвежонок Север. Он, наверное, боялся, что, пока спит, вода исчезнет. И, забыв о своём желании быть сторожем, громко храпела во сне собака Динго. Только Потап, заслышав шаги Анны Ивановны, бросился к двери и — расчихался. Так от неё пахло цветами. Будто много, много цветов вместе. Чих! — И ещё много цветущих кустов. Чих! — И деревья в цветах. Апчих! — Всё-всё вокруг в цветах. Ап-ап-чих!
— Глупый, — рассмеялась Анна Ивановна, — это духи. Я для гостя нарядилась.
— Зачем ты? — хотел спросить Потап, и отошёл подальше.
Но тут же про духи забыл, увидев на Анне Ивановне вместо синего белый халат! Стала она похожа на медвежонка Севера.
«Хочет с Севером дружить», — понял Потап и бросился к бассейну. Проснувшийся Север уже плавал.
Из воды показывались и пропадали пятки.
— Ны-р-р-рнул? — зарычал Потап, будто Север мог его слышать. И, прыгнув в бассейн, укусил Севера за пятку. Под водой забулькало.
— Видишь! — крикнул Потап бегущей к нему Анне Ивановне, — я тоже плавать могу и Севера победил.
Бассейн скрылся под брызгами. Анна Ивановна совала в воду руки и кричала испуганно:
— Фу-фу, тубо! — Как дрессированным собачкам. (Где и слышала-то, не помнит.) Потом, как людям: — Нельзя! Прекратите!
Видела сквозь брызги: лупит Север по Потаповой голове, как по мячику. Стукнет — нырнёт Потапушка. Только из воды выпрыгнет, опять по макушке — стук! — и не видно медвежонка. Да так быстро выпрыгивал и нырял Потап, что поймать его Анне Ивановне никак не удавалось. Пока Север не шлёпнул его по спине и тот вылетел Анне Ивановне прямо на руки.
Вся площадка была залита водой.
Сидя в луже, Динго осуждающе смотрела на беспорядок. Надрывно визжал над мокрой кормушкой Борька. А Васька презирал всех, сидя на сухой горке.
Пока Анна Ивановна вытирала дрожащего Потапа, её белый халат стал бурым. Смылся от воды цветочный запах. И стала прежней Анна Ивановна, любимой Потапом. Даже ворчит, как медведица:
— С тобой и одеться по-человечески нельзя. Глянь, в какую ты меня превратил замарашку. Сейчас учитель зверей придёт. Я и халат белый надела. Тебя же, дурачка, учить будет. — И вдруг прижала Потапа к себе и расплакалась. — В цирк тебя хотят забирать, Потапушка.
Только шевельнулся Потап во сне, как в лапу кольнуло.
Может, и не отдала бы Анна Ивановна Потапа в цирк, если бы не случай. На площадке молодняка в закутке за горкой стоял квадратный ящик. Деревянный с решётчатым окошком. Потап сколько раз просил Анну Ивановну: «Пусти меня в этот ящик. Посмотрю, что там внутри».
— Он для дела, — не пускала его Анна Ивановна. — Это не игрушки.
А как раз игрушки и лежали там внутри: кубики разноцветные, кружочки, флажки синие, зелёные. На них тоже кубики, круги нарисованы.
Кружок Потап знал. У них на площадке шина висела круглая. Если забраться в серёдку, качаться можно. С квадратом тоже знаком был. Ириска — квадратная. И вафельное мороженое, если немножко обкусать, тоже квадратное.
Это случилось в тот же день, когда Потап дрался с Севером в бассейне. Только Потап обсох немножко, как постучали в дверь на площадку.
— Вот нехорошо, я убраться не успела. А тебя учить сейчас будут, Потапушка.
Вошёл маленький, круглый человек в очках. Указав на Потапа, сказал:
— Уберите, уберите, туда, в ящик.
— Да он смирный, — сказала Анна Ивановна.
— Так надо, — ответил человек.
Анна Ивановна решётчатую дверцу приподняла, Потап от радости бегом в ящик. И человек ему понравился: добрый, разрешил в ящик залезть.
— Выньте это, — сказал человек, указав пальцем на игрушки.
Анна Ивановна исполнила приказ.
— А его закройте.
Анна Ивановна поджала губы, но дверцу замкнула. Потап аж взревел от обиды.
Никогда его так не обманывали.
Человек поставил перед решёткой кубик, спрятал за него конфету. Рядом поставил два круга и флажки воткнул. Потом загородил всё установленное от Потапа фанерой и переставил кубик с конфетой на другое место к флажкам. Убрал фанеру и сказал:
— Ну-с, молодой человек, что вы нам продемонстрируете?
Потап повернулся к нему спиной и уткнулся носом в угол ящика.
— Выпустите, — попросила Анна Ивановна, — он умный. Сразу на воле исполнит что надо. И конфеты он такие не ест. Ириски любит. Я дам вам. У меня есть.
Человек долго переставлял кубики и флажки. Анна Ивановна молча стояла рядом. А Потап так и не вышел из угла.
— Жаль, — сказал человек спустя некоторое время, — ваш любимец не блещет умом. Поросята и те сообразительнее.
— Да что вы, — улыбнулась Анна Ивановна, поняв, что опыт закончился, и Потапа сейчас выпустят. — Его на днях Валентин Иванович Филатов для цирка просил: «Хоть на годик дайте. На мотоцикле ездить научу». Способный медведь очень.
Пых, пых, пых — запыхтело рядом. Мотоцикл, сквозь сон вспомнил Потап. Только зачем он колется?
Потап уже хорошо ездил на мотоцикле. Валентин Иванович был доволен. Однажды пришёл, положил руку Потапу на шею и сказал:
— Вырос ты, Потап, почти взрослый. На днях в Японию поедем.
Слова «Япония» Потап не знал. А «поедем», конечно, знакомо было.
Анна Ивановна проститься зашла. Просит:
— Вы уж, Валентин Иванович, сберегите его. Не простудился бы.
Валентин Иванович смеётся:
— В такой-то шубище? В Японии жарко.
— Соскучилась я, — всплакнула Анна Ивановна.
Потап, как ткнулся ей носом в ладони, не отходит, сопит только.
— Вернётся, отдам вам, — сказал Валентин Иванович, — он тоже скучает.
Четырех бурых медведей взял с собой Валентин Иванович: Потапа, Гошку, Ворчуна и Машку.
Ехали долго.
Сначала летели в самолёте. И долго-долго плыли на пароходе. Потапу поездка не нравилась — качало очень. Вспомнилось Потапу, как Валентин Иванович дал ему и Гоше самокат. Показал, как держаться за руль и какой лапой отталкиваться. Гоша понял сразу. Лихо покатил следом за убежавшим от них Валентином Ивановичем. А Потап, увидев, что его обгоняют, самокат бросил и первый добежал до учителя.
— Э! Хитрец, — засмеялся Валентин Иванович и опять показал, как управлять самокатом.
Велосипед ничем не отличался от человеческого. Только педали пошире, удобные для медвежьей лапы. А мотоцикл…
Потап волновался. Всегда спокойный, Гоша прыгал на одном месте. Чужие запахи, незнакомая речь. Единственные привычные слова для медведей — «Советский цирк».
Валентин Иванович был спокоен. И Потап почувствовал, что он нервничает.
Машка прошла по канату. Станцевала барыню. Проехала на велосипеде. Сначала просто, обыкновенно сделала круг по манежу. Потом, как мальчишка-сорванец, сложила лапы на груди, отпустив руль. Тут раздались такие аплодисменты, что Машка от испуга свалилась с велосипеда. И, забыв, что она в платьице, на четвереньках ускакала за кулисы.
Из-за криков, смеха треска мотоцикла не было слышно. Казалось, Потап выехал на нём бесшумно. Он затормозил на середине арены и поглядел на сидящего в коляске Гошу. Гоша мелко-мелко дрожал. Подошёл Валентин Иванович, успокаивая, погладил Гошу.
— Очень много людей, Потап? Ты не волнуйся, — шепнул он ласково.