— Да, Венс поверил в серьезность ваших намерений расширить дело на островах. Хотя бы потому, что нужда в бумаге в Германии не так уж и велика. Полиграфическое производство сокращается. Ведь если не печатать Маннов, Цвейга, Фейхтвангера, Гёте, Гейне, Золя, Толстого… Говорят, в Германии Рембрандт изъят из музеев, как неарийский художник.
— Это было еще при мне. Для «Сна в летнюю ночь» новую музыку написали в маршевых ритмах. Имя композитора не помню, но общее художественное руководство осуществлял сам господин Розенберг.
— Он и в музыке понимает? А я думал, только в анатомии черепа. Широкий специалист, однако! Я бы на вашем месте, Роберт, горячо взялся за наведение мостов между промышленниками, говоря высоким стилем, Королевства и рейха. А ведь вы, наверное, эти мосты уже хотите подпалить… — Багратиони усмехнулся. — Да?
— Не сразу. Надо вначале посмотреть, кто побежит по мостикам и в какую сторону. Что это за люди, которых мне перечислил Венс?
— Биргер Далерус, на мой взгляд, весьма удачливый мошенник. Эдакая дама легкого поведения в смокинге. Однако те, кто в нем заинтересован, смотрят на его склонность менять партнеров сквозь пальцы. Хаустон, Нэффилд и Пэрри — люди повышенных амбиций, для удовлетворения коих пойдут на все. Фуллер, по-моему, настоящий фашист. Кстати, всех их при необходимости легко скомпрометировать, и при случае я с удовольствием этим займусь. А вот не говорил ли Венс о леди и лорде Астор?
— Нет. Я никого не забыл. Он упоминал о братьях Чемберлен и дал понять, что кандидатура младшего на пост премьер-министра была бы желательна германофилам.
— Возможно. Нужно выходить на этих людей. А это люди высшего общества. Вот почему я заговорил о графине Зии.
— Не понимаю, при чем тут… — буркнул Дорн, ему была неприятна мысль, что потомки Пушкина могут иметь отношения с какими-то подозрительными личностями.
— Дом графов Торби — давно почти музей. Открытый дом. Кого там только не бывает… Тьма любопытных. Этим мы и должны воспользоваться. Как вы, средний делец, собираетесь пробиваться в те круги лондонского общества, где сокрыта крайне необходимая информация? Одно дело — я. Но я, как бы давно ни вписался в здешний бомонд, все равно для англичан — эмигрант из России, из красной России. И поэтому со мной не станут обсуждать некоторые щепетильные для меня, русского, вопросы. Например, политику сближения Германии и Англии. Это, конечно, основополагающий вопрос нынешней политики, открыто в салонах его ни с кем из посторонних обсуждать не станут, но рано или поздно он станет предметом застольных разговоров, которые в моем присутствии вестись не будут. Другое дело — мистер Дорн. Он не то немец, не то швед, при нем можно. Ведь Венс так и считает?
— Считает, как мне показалось.
— Сами Торби политикой не занимаются. Но у них бывают разные люди. Так что пройти салон Торби следует. Поскольку было бы неестественно попасть на коктейль к леди Фавершем (это дочь Галифакса) прямо из Сити. А к Торби, выходцам из России, тебя привел я, русский эмигрант. От Торби — в высшие банковские круги… и так далее. Это естественный путь.
— И что я должен делать у потомков Пушкина? Блистать осведомленностью в истории русской литературы? Так я на романо-германском отделении недоучился.
— Но, кажется, успешно доучиваетесь в Лондонской экономической школе? Кстати, вы знакомы с Джоном Кеннеди, это ваш слушатель из США? Его отца прочат на пост посла Соединенных Штатов при Сент-Джемском дворе.
— С Джоном? Слегка.
— Жаль, что не сошелся с ним покороче. Неосмотрительно.
— У нас с ним приличная разница в возрасте, да и разные весовые категории. Он аристократ.
— Ха! Это я аристократ. А дед Джона Кеннеди был таким же средним торговцем, как и вы. Только вы продаете древесину, а он торговал спиртным. Да, без Торби не обойтись, раз вы упустили Джона, — усмехнулся Багратиони. — Посидите у графини, реликвии посмотрите, если покажут, скромно выпьете чаю и удалитесь с благодарностью, чтобы потом явиться наследующий раут. И, конечно, следует там посматривать по сторонам, нет ли в непосредственной близости кого-то из полезных для вас людей, с которыми легко для начала завязать ни к чему не обязывающую болтовню. Кстати, Торби раз в месяц дают бал. Вы хоть умеете танцевать? Нина…
— Это дело будущего, — резко оборвал Багратиони Дорн. — Я не знаю, когда вернусь. Думаю, мой вызов связан с меморандумом Идена. Доста нет уже три дня. А у меня по меморандуму нет ничего, кроме отрывочных сведений, догадок, умозаключений… Это единственный материал, которым я располагаю.