— Рад, рад… — Банге торопливым движением сдвинул бумаги, будто неожиданно оторвался от важного дела, но оторвался с готовностью, поскольку превыше всего ценит общение с другом, единомышленником и воспитанником. — Очень рад. Остепенился. Не женился? Нет?! Семья — основа карьеры, все больше в этом убеждаюсь. Семейному человеку есть во имя чего терпеть и стремиться… Поэтому с него можно требовать. А что возьмешь с холостяка? Ха-ха! Рад, рад видеть тебя, Роберт, — он наконец встал и шагнул из-за стола. — Ну как, большие прибыли дает твое дело? Но скромен. Предельно элегантен. Значит, богат. — Банге потрепал Дорна по плечу. — А скромность всегда была тебе свойственна. Скромность и партийная дисциплина.
— Я приехал к вам по делу, герр Банге, — Дорн уловил, что тот не называет его, как в былые времена, «сынком» и «пареньком», а потому не стал вворачивать «дядюшку», на котором Банге так настаивал когда-то, естественно, ведь он больше не нуждается во влиятельных и богатых родственниках, хотя и дальних.
«Впрочем, — не слушая ни себя, ни Роберта, продолжал ломать голову Банге, и эта новая мысль и успокаивала и объясняла поведение Дорна, — все дело в том, что он простак. Они все, Дорны, испокон веку простаки. Оттого у них ничего путем не складывалось, что все наружу, по правилам. Правила штука хорошая, исключают необходимость думать и маневрировать — чего напрягаться, действуя по правилам? А что предписывают правила доброму прихожанину? Вот именно, сиди и, не возражая, принимай на себя удары судьбы. Он и принял. Да, Дорн такой, как и вся их порода. Не толкни я его в порт, когда он вернулся из Кейптауна после смерти родителей, так бы и остался безработным. Еще ниже бы пал, пожалуй. И не посоветуй я ему отправиться в Берлин к тем славным парням из СА, что приветили его, так и шатался бы по сей день по Пиллау. А ведь послушай он меня тогда, когда я был готов пристроить его к Гейдриху, был бы сейчас если не на первых, так на вторых ролях, для него и то много… Что он сейчас собой представляет? Агентишка. Никогда карьеры сам не сделает. И все потому, что он… как это называется… щепетильный. "Не беспокойтесь, герр Банге…" Хотя тогда он меня еще и дядюшкой величал. Теперь не называет. Почему? — опять встрепенулся Банге. — Не простил? Значит, пришел с хитростью? Ладно, послушаем…» — и Банге приготовился слушать, величественно проговорив:
— Так что же привело тебя ко мне после стольких лет?
С тридцать третьего года Банге только и делал, что подозревал, ибо, едва Гитлер пришел к власти, он понял, как можно выделиться при новом режиме, когда одной железной преданности мало, — только активно искореняя инакомыслящих, инакоговорящих, инакопоступающих. Иначе какие у него могли быть вопросы к девице по имени Лора, невесте Дорна, служащей фирмы Круппа, которую он видел первый раз в жизни, к Ингрид, которую он всю жизнь знал и даже относился к ней с симпатией? Однако… Зачем они сели за один стол с английским журналистом О'Брайном, который явился разыскивать в Пиллау командира отряда штурмовиков Дорна именно тогда, когда фюрер поставил под сомнение существование СА, их право на жизнь? Почему не днем раньше или неделей позже, а именно 30 июля? Это было слишком подозрительно.
И вдруг Банге насторожился, Дорн словно прочитал его мысли:
— Я не хотел бы, герр Банге, чтобы между нами оставалась некая недоговоренность, — сказал Дорн. — Я чувствую, мысль о ней и вам не дает покоя. Конечно, мне пришлось немало пережить. И вы оказались, к сожалению, невольным виновником моего несчастья. И несчастья Ингрид. Но вы исполняли долг, и я знаю это. А потому мой долг — взять себя в руки и не позволить наложиться горечи на наши добрые отношения. Я повторяю, вы исполняли свой долг, да еще в то время, когда рейх переживал воистину тяжкие дни. Окажись я на вашем месте, я поступил бы так же, никакие родственные или дружеские чувства не могли бы стать помехой моим действиям.
Банге изумленно поднял брови. «О… Даты не так прост, как кажешься. Жизнь обтесана? — пронеслось в голове. — Или все-таки пошел в своего дядю Иоганна, который хоть и казался совсем никчемным, а капиталец-то составил… Без изворотливого умишка на деревяшках особых денег не сделаешь, а выглядел-то покойник ну таким Гансом! С тобой, Дорн-младший, можно иметь дело, даже стоит, оказывается, его иметь».