У колокольни Хиральда Дорна ждал связник Центра. Им оказался франкистский офицер, невысокий, с большими печальными глазами на умном, бледном, несмотря на загар, лице. Он подошел к Дорну и задал тот вопрос-пароль, который с внутренней тревогой Дорн ждал с самого Лас-Пальмаса.
— Вы прибыли из Берлина? Что вы привезли оттуда?
Услышав отзыв, франкистский офицер улыбнулся:
— Меня зовут Фернандес.
Фернандес рассматривал уходящий ввысь шатер колокольни, который строился в течение пяти веков — с двенадцатого по шестнадцатый.
Дорн стал рядом и тоже задрал голову:
— Музыка, застывшая в камне? Так, кажется?
Фернандес поправил пилотку и тихо сказал:
— Центр интересуется, как конкретно организуется переброска в Испанию регулярных частей вермахта.
— Пока они доставляются морем на торговых судах под видом гражданских лиц с соответствующими документами.
— Это ограниченные силы. И долго так продолжаться не может. Центр интересует, откуда, какими подвижными средствами, когда и куда они будут переброшены. То же по флоту и авиации.
Они пошли от колокольни в сторону музея Мурильо. Яркие цветы, выжженная солнцем трава. Совсем не видно детей и женщин. У музея Мурильо они невольно остановились: дорогу преградили грузовики, солдаты что-то неспешно грузили в них. Они были в форме франкистов. Грузовики явно немецкие, с номерами торгового представительства рейха.
Фернандес вопросительно взглянул на Дорна:
— Не иначе, в уплату за военную помощь, — усмехнулся Дорн. — Полотна идут вместе с марганцем и медью. Уж тут Геринг знаток — и по части искусства, и как уполномоченный по четырехлетнему плану. Даже создал для операций по компенсации военной помощи целое коммерческое общество «Хисма». Здесь, в Севилье, его отделение открылось, пожалуй, в тот же день, как войска Франко заняли город…
Солдаты вынесли скульптуру, завернутую в холстину. Неловко перехватили ношу, подавая в кузов. Холстина порвалась, открылась прелестная головка — Дорн узнал «Святую Инессу» Кановы. Фернандес отвернулся.
Грузовик отъехал, они пошли дальше, и Дорн спросил:
— Вы можете отбить человека, когда его повезут из Севильи в Арагосу?
— В лагерь перемещенных лиц?
— В концлагерь, так будет точнее.
— Здесь я могу многое…
— Тогда слушайте… Его зовут Гофман, Карел Гофман. Врач, чех, точнее судетский немец, но это для него значения не имеет. Его нужно переправить к республиканцам.
— Ясно.
— Затем лучше всего отправить домой. Он умный человек и широко мыслит. После того, что я сегодня вечером собираюсь ему сказать, он поймет, что его место сейчас в Судетской области, в Чехии. Помогите ему. В Арагосу я отправлю его сегодня после восьми вечера.
— Хорошо. Меня просили передать, мисс Нина по-прежнему ждет ваших писем. Я пришел, потому что вы замолчали.
— Я вас очень ждал. Не через каналы же СД мне переписываться с девушкой.
Фернандес скупо улыбнулся и назначил место и время следующей встречи.
…Когда привели Гофмана, Дорн сказал ему:
— Сегодня вас переведут в лагерь для перемещенных лиц. Мне необходимо выполнить некоторые формальности. Итак, ваше полное имя Карел Мария Ежи Гофман, вам сорок семь лет, вы родились в Карлсбаде.
— Я родился в Карловых Варах, — Гофман смотрел поверх головы Дорна.
— Скоро, я полагаю, к этому городу вернется его прежнее название… Думаю, подлинные патриоты Судет ждут этого часа. Нам никто не будет сопротивляться.
Гофман презрительно улыбнулся. Какая выдержка! Молодец! Вот и пусть подумает об этих словах, вновь оказавшись дома.
— Вы женаты?
— Нет.
— Дети?
— Я холост, я же ответил. Нет у меня детей.
— Одно с другим не всегда связано напрямую. Я пишу вашу национальность — немец… В ваших же интересах…
— Я прошу написать — чехословак.
— Нет такой национальности. Есть чехи, словаки… Вы — немец.