И Гитлер снова устремил свой страшный взгляд на итальянского министра иностранных дел:
— Но здесь нет конца документа!
— Действительно, отсутствует последняя страница, — глядя исподлобья, ответил Чиано. — Но, господин канцлер, как мне рассказывал полковник Роатта, если он, конечно, не шутит, этот документ доставали через каминный дымоход кабинета Идена. Так что издержки работы в подобных условиях неизбежны.
Ах, вот как! Так документ достал итальянский разведчик! Документ, нужный прежде всего рейху! А где были хваленые увальни Гейдриха и Канариса? Где, черт бы их всех побрал?!
Гитлер бросился к телефону. Гессу на том конце провода показалось, что ему в лицо с губ фюрера летит пена. Он поначалу ничего не понял из выкриков фюрера, но потом уразумел, что Адольфу наступили на больную мозоль и он не знает, кому предъявить претензии.
— Я знаю о существовании меморандума Идена, — как можно спокойнее сказал Гесс. — Я поручил Гейдриху им заняться. Я разберусь, мой фюрер.
Гесс опустил трубку и почувствовал, как вспотела державшая ее рука. Гесс порадовался, что в Лондоне обмишурились люди Гейдриха, спрос будет с них.
…После разговора с Гессом Гейдрих позвонил Герингу. Рейхс-министр выслушал его и после паузы сказал:
— Когда хотят погубить самолет, делают перекос на крыле. Машина начинает вибрировать, — Гейдрих хоть был далек от авиации, но сразу понял, к чему клонит бывший летчик.
«Вот оно, — подумал Гейдрих. — Порадел старина Гесс! А могло начаться иначе, с моей подачи и под мою музыку. Теперь виноват не Гесс, что плохо отрабатывал английские каналы, а разведка, что не проинформировала во всей полноте, как на Гессовы усилия в Лондоне реагируют. И все по чистой случайности — потому что фюрер позвонил именно Гессу. Гессу досталось сделать первый ход, вот он и задал тон всей партии. Но теперь ход мой. Нужно срочно партию уравнять, сместить акценты, говорить не о технике разведки, а о политической сути…» Гейдриху теперь стало совершенно ясно, для чего Гесс приглашал его к себе домой, был так любезен и фальшиво откровенен, когда советовал отправить в Лондон людей из СД. Гейдрих вызвал Лаллингера.
— Всех ко мне! — рявкнул. — И исполнителей, и… Лея. Сами тоже не забудьте прийти. Наш разговор не окончен, — ведь Гесс сказал, что фюрер был крайне недоволен.
XXIII
Дорна отозвали из Саламанки. Причины вызова в Берлин указаны в шифровке не были, однако стояло слово «срочно».
Самолет, на котором летел Дорн, дважды пересекал республиканскую зону, с земли по «юнкерсу» палили зенитки. На аэродроме Темпельгоф у посадочной полосы ждала машина. Дорн понял, что отдохнуть не удастся. Отчего такая спешка, недоумевал он. Если испанские дела, но… Список завербованных агентов он может представить довольно внушительный, — сразу, а тем более издалека с ним не разобраться. Да, люди разные: кто падок на деньги, кто на вино, кто на женщин… Есть и их отчеты — Дорн всегда старался вести документацию образцово, ибо на Принцальбертштрассе бумаге доверяют больше, чем слову. Так что по части испанских дел он для них чист. «Хвоста» за собой в Испании Дорн не чувствовал. Хайнихель? Нет, у того полно собственных дел, их пути пересекались только по работе с пленными. Но за их доставку отвечал обер-лейтенант, и если побег доктора Гофмана всполошил руководство, то вряд ли тут можно предъявлять претензии к Дорну, технология работы с пленными СД никогда не занимала. Это дело абвера.
— Нас всех вызывают к Гейдриху, — сказал Лей, как только Дорн вошел вето кабинет, — меня, вас, Лаллингера и Доста. Доста пока нет, но, может быть, для него и к лучшему. Речь опять зашла о тех английских документах.
Дорн не встречался с Гейдрихом с лета тридцать четвертого — за эти два года Гейдрих изрядно похудел. Видно, ему плохо помогают воды Спа и Беаррица — Дорн слышал, он каждый год ездит и на тот, и на другой курорты. Гейдрих был бледен, его вьющиеся волосы потускнели, в воротнике мундира морщилась худая шея. Все это придавало ему вид старого, но еще хищного и зоркого грифа. Откуда-то вдруг всплыло воспоминание — грифы в Лондонском зоопарке. Сидят — с подрезанными крыльями — на шестках под дождем, тоскуют, вспоминая Кордильеры, мерзнут, ежатся, а на их лысые головы пикируют беззастенчивые лондонские вороны и стараются клюнуть в самое темечко…
— Почему нет Доста? — покашливая, спросил Гейдрих, внимательно оглядывая вошедших в кабинет Лея, Лаллингера и Дорна.
— Завтра, — пояснил Лей, — у него неприятности. По ошибке он задержан итальянскими властями. Наше посольство принимает меры, и завтра утром Дост будет здесь.