Рассматривая трагический конец жизни миссис Ферраре, Даниел Шварц пишет:
Изображая инфантильную регрессию миссис Ферраре, Дизраэли касается тайных глубин человеческой души. Он передает изнеможение миссис Ферраре в духе безумия, напоминающего безумие Офелии, в котором непрестанно смешивается существенное и пустяковое, главное и второстепенное.
Наблюдение Шварца, подкрепленное соответствующим примером (см.: Disraeli 1880/I: 103), не вызывает возражений, однако этот вывод можно уточнить: в тексте «Эндимиона» присутствует косвенное указание на то, что Дизраэли, вводя в сюжет своего романа мотив безумия женского персонажа, имел в виду аналогичный мотив в финальной сцене трагедии Чарлза Роберта Метьюрина «Бертрам, или Замок Сент-Альдобранда» («Bertram, or The Castle of St. Aldo-brand»), написанной в 1816 году.
Такое указание содержится в объяснении, которое повествователь дает относительно имени «Имогена». Эта героиня, сообщает он, получила свое «романтическое имя» благодаря следующему обстоятельству: когда она родилась, ее отец «исполнял роль мужа героини в трагедии Метьюрина „Замок Альдобранда“», и публика, очарованная «вдохновением Кина», была в восторге от представления (Disraeli 1880/I: 103). Премьера спектакля, о котором здесь идет речь, состоялась в лондонском театре Друри-Лейн 9 мая 1816 года. Появлению спектакля на театральных подмостках содействовали сэр Вальтер Скотт и лорд Байрон. Роль Бертрама, главного героя, исполнял Эдмунд Кин (1787–1833), и его игра имела огромный успех у публики. Вскоре после театральной постановки пьеса Метьюрина была напечатана Джоном Мерреем (см.: Алексеев 1994: 222–225). У нас нет сведений, что Дизраэли (которому тогда было 11 лет) видел игру Кина в роли Бертрама, но, основываясь на фактах биографии писателя, можно с уверенностью предполагать, что ему было известно об издании пьесы Метьюрина Джоном Мерреем, равно как и о содействии Скотта и Байрона ее театральной постановке; таким образом сестра миссис Родни получила имя Имогена (так звали героиню пьесы Метьюрина), а повествователь — свою осведомленность касательно некоторых моментов первоначальной сценической истории «Бертрама». В историко-литературном плане подобная осведомленность открывает путь к исследованию того, как формировались романтический шекспиризм Дизраэли и предрасположенность писателя к готической таинственности в сюжетике его романов.
Если в «Эндимионе», изображая безумие миссис Ферраре, Дизраэли, возможно, обращался к опосредованному — через трагедию Метьюрина — использованию шекспировского сюжетного мотива, то в скрытых цитатах — к непосредственным аллюзиям. Одна из них принимает форму прямого заимствования. Думая об Имогене, Эндимион видит ее в «очах своей души» (Пер. М. Лозинского); ср. оригинал: «In his mind’s eye» (Disraeli 1880/I: 284). Данное выражение трижды встречается у Шекспира (Shakespeare. Hamlet. Act I. Sc. 1. Ln 112; Act I. Sc. 2. Ln 185; The Rape of Lucrece. 1426). В другом случае заимствование носит более сложный характер. Когда Уильям Ферраре идет на встречу к герцогу Веллингтону, его волнение передано выражением: «Не screwed himself up to the sticking point» (Disraeli 1880/I: 48); дословно: «превозмогая себя, он собрался с духом», в котором варьируется фраза, употребленная в «Генриетте Темпл»: «Не screwed his courage to the sticking point» («он натянул решимость как струну»), заимствованную из «Макбета». Шекспиризм Дизраэли вносит свою лепту в поэтику «Эндимиона», последнего завершенного произведения писателя, где романтическая история о падении и возвышении рода Феррарсов прихотливо сочетается с зоркостью повествователя как политического и общественного деятеля Англии XIX века.
XVIII
В период своего второго пребывания на премьерском посту Дизраэли по временам «казался самым искусным политиком в Европе» (Виппер 1999: 534). «Ореол прочной славы» (Виноградов 2004: 185), возникший вокруг общественно-политической деятельности этого человека еще при его жизни, сохранился и после смерти — и до сих пор повсеместно признаётся: он «многое сделал для того, чтобы консервативная партия стала тем, что она есть» (Трухановский 1993: 354).
В. Н. Виноградов пишет о Дизраэли: «Его деятельность стала достоянием истории; в его романы всё еще заглядывают не только профессиональные литературоведы; но главное в его наследии — копилка идей» (Виноградов 2004: 184). Ценность идей, накопленных Дизраэли, не приходится отрицать, но они не замкнуты исключительно на его общественно-политической деятельности, а распространяются также на литературное творчество. Писателем он ощутил себя раньше, чем занялся политикой, и не прекратил создавать романы, когда его политическая карьера перестала быть перспективной.