Впрячься в это ярмо мистера Бёрка вынудила суровая необходимость, однако забыть подобное унижение было невозможно. Немезида{76} благосклонна к талантам, и в конце концов час неизбежного триумфа настал. Глас, возвестивший слова, подобные Откровению Иоанна Богослова{77}, прозвучал над Англией и даже прокатился эхом по всем монаршим дворам Европы. Бёрк излил свой затаенный гнев на обеспокоенный христианский мир. Он растревожил общество безумными картинами, которые навеяло ему воображение. Поверг наземь противника, который похитил его величие, обретенное в жестокой борьбе. Расколол надвое надменную олигархию{78}, тех, кто посмел воспользоваться им и оскорбить его. И вот, подобострастно сопровождаемый самыми высокомерными и самыми робкими олигархами, он под восторженное ликование всей страны попрал пятой древнюю гадину.
Среди вигских последователей мистера Бёрка, участвовавших в этом памятном отступничестве, в числе Девонширов, Портлендов, Спенсеров и Фитц-Уильямсов, оказался и граф Марни, которого виги ни за что бы не произвели в герцоги.
Какова же была вероятность того, что он добьется расположения мистера Питта?{79}
Если когда-нибудь историю Англии напишет тот, кто обладает знанием и отвагой (а для такого предприятия равно необходимы оба этих качества), мир поразится еще больше, нежели когда он читал «Римскую историю» Нибура{80}. Вообще говоря, все великие события были до сих пор искажены, большинство существенных причин — скрыты, некоторые особо важные действующие лица так и не проявляют себя, а те, кто всё же присутствует, поняты и отражены настолько превратно, что в итоге выходит сплошной обман, а стало быть, внимательное изучение этого труда так же полезно для обычного англичанина, как и чтение «Государства» Платона или «Утопии» Томаса Мора{81}, эпизодов из Гауденсио ди Лукка{82} или приключений Питера Уилкинса{83}.
Значение рода в древности, Церкви в Средние века и партий в Новое время — вот три великие движущие и изменяющие мир силы, за которыми нужно следить и которые нужно неустанно, глубоко и бесстрастно анализировать, прежде чем будет обнаружена путеводная звезда. Примечательная черта нашей письменной истории — отсутствие на ее страницах отдельных наиболее влиятельных персонажей. Дай бог один человек из тысячи слышал о майоре Уайлдмене{84}, а ведь он был душой английской политики в наиболее богатый событиями и интересный период — с 1640 по 1688 год — и, кажется, не раз устанавливал равновесие, которому было суждено определить постоянную форму государственного устройства. Увы, он был лидером неудачливой партии{85}. Даже в наш век этому таинственному забвению так или иначе предаются порой личности, имеющие огромную общественную значимость, равно как и политический вес.
Имя второго Питта и по прошествии сорока лет после великих событий остается неугасимым светочем парламентаризма. Это был Чаттертон от политики, «дивный отрок»{86}. Кое у кого даже сложилось смутное впечатление, будто он был загадочным образом выпестован своим великим отцом; будто талант, красноречие и искусство управлять государством достались ему по наследству от Чатема. Однако талант его имел иную направленность, красноречие было совсем иного класса, а искусство управлять принадлежало иной школе. Чтобы понять, кем был мистер Питт, необходимо понять одного из самых притесняемых персонажей английской истории — лорда Шелбурна{87}.
Когда оскорбленный Болингброк, единственный образованный пэр своего времени, был заклеймен олигархами (ибо они боялись его красноречия, «славы и позора его сословия»{88}) и выдворен из парламента, его утонченный гений нашел отдушину в произведениях, которые напомнили английскому народу о добродетелях, что были некогда присущи свободной монархии; немеркнущими красками изобразил он короля-патриота{89}. Вызванные им настроения в конце концов тронули сердце Картерета;{90} тот был вигом по рождению, однако скептически относился к достоинствам патрицианской конституции, которая сделала герцога Ньюкасла, самого бестолкового из людей (избранного, однако, главой венецианской партии{91}), фактическим правителем Англии. Лорд Картерет обладал множеством блестящих качеств: бесстрашный, предприимчивый и красноречивый, он имел значительные познания во внешней политике, владел многими иностранными языками и был знатоком публичного права; и хотя его преждевременная попытка ограничить дожество Георга II{92} обернулась неудачей, он всё же с успехом отстоял свое влиятельное, пусть и второстепенное, положение в общественной жизни{93}. На дочери Картерета женился молодой Шелбурн. Об этом человеке нам известно на удивление меньше, чем о его тесте, но из разрозненных сведений можно составить общее представление о нем как о наиболее способном и едва ли не лучшем министре XVIII века. Известно, что лорд Шелбурн, следуя, вероятно, примеру и традиционным наставлениям своего прославленного тестя, рано стал избегать связей с патрициями и в общественную жизнь вошел как последователь Бьюта{94} в ходе первой значительной попытки Георга III{95} спасти монархию от тех, кого лорд Чатем называл «семействами Великой революции». Он вовремя вошел в последнее правительство лорда Чатема — одну из самых странных и наиболее неудачных попыток содействовать внуку Георга II в его борьбе за политическую независимость. От первого лорд Шелбурн и перенял систему Болингброка: подлинная королевская власть вместо главенства чиновников; постоянное сотрудничество с Францией вопреки замыслу вигов представить эту державу естественным врагом Англии; и, помимо всего прочего, план торговой свободы. Зачатки последнего можно обнаружить в столь длительно поносимых Утрехтских переговорах;{96} правда, в скором времени план этот был доведен до ума всей европейской экономической наукой по настоянию лорда Шелбурна, который был ее признанным знатоком. Лорд Шелбурн, по всей видимости, обладал сдержанным и в некотором смысле хитроумным нравом; серьезный и находчивый, он был, однако, смел и тверд. Знания его были обширны и даже основательны. Он был большим любителем языков; интересовался как научными, так и литературными изысканиями; двери его дома были открыты для тружеников пера, в особенности для тех, кто был известен своими способностями к политике или экономическими достижениями. Никто из общественных деятелей того времени не вел столь обширной личной переписки, как он. Самые свежие и достоверные сведения со всех дворов и уголков Европы стекались к нему; и бытовало мнение, что действующий глава Кабинета министров частенько посылал к нему за важными сведениями, которыми не располагали даже его коллеги. Лорд Шелбурн был первым выдающимся министром, который осознавал растущее значение среднего класса и предвидел, что его будущая мощь станет для королевской власти защитой от «семейств Великой революции». У нас нет сведений о его деятельности в Совете;{97} но есть основания полагать, что руководил он прекрасно; его речи подтверждают, что это был если не величайший, то, по крайней мере, выдающийся мастер ведения парламентских споров, и в то же время демонстрируют богатые и разнообразные сведения по всем обсуждаемым вопросам — с ними не могли сравниться речи ни одного государственного деятеля той эпохи, за исключением мистера Бёрка.