Они уехали, сомнений не было. Тяжесть свалилась с души. Я бросился одеваться. Впрыгнул в сапоги, схватил фонарь, машинально нацепил пояс с ножнами. Эта бедняжка совсем там замерзла! Надо помочь ей подняться… Я кинулся к «пожарному» люку, спустился в багажное отделение, где тоже похозяйничали сукины дети. Крышка люка практически сливалась с полом, ее непросто заметить даже с фонарем. А если заметишь, то надо еще додуматься, как ее оттянуть… Странно, почему Ада не возвращалась? Она не могла не слышать, как уезжает рыдван с ее благоверным. Я отжал крышку из хитрого авиационного сплава, протиснулся в узкий лаз – и через пару минут уже выползал из-под фюзеляжа, охваченный волнением.
Звезд на небе, понятно, не было. Где оно – это небо? Возникало ощущение, что с каждым годом на планете остается все меньше кислорода (боюсь подумать, что это не ощущение). Дышалось тяжело, в воздухе присутствовали взвеси пепла, гари, чего-то гнилостного, и даже сильный ветер был не в состоянии это прогнать. Я поднялся, держась за проржавевшую обшивку фюзеляжа. Глаза свыкались с темнотой. В прежние времена вокруг памятника не было возвышений – с одной стороны проезжая часть (проспект Мозжерина), с другой лесополоса. Далее – железная дорога в западном направлении. Но то, что от нее осталось, уже не являлось территорией полковника, и люди в те края не ходили. В новейшее время окружающее пространство казалось какой-то жутковатой целиной. Поверхность земной коры рвалась вдоль, колебалась по вертикали, и сейчас это выглядело, как застывшее море в девятибалльный шторм. Но опасных провалов здесь не было, все давно утихло и склеилось. Я напрягал глаза, всматриваясь в темноту. Открыл было рот, чтобы окликнуть Аду, но передумал. Потянулся к фонарю – и как будто что-то сжало запястье! Я вслушивался, всматривался, сердце убыстрялось. Я различил странный звук между порывами ветра. Хруст, урчание, чавканье… Словно кто-то голодный дорвался до еды… Я слишком туго сегодня соображал. Но такого не может быть в охраняемой зоне! А когда дошло, мурашки поползли по спине, дыхание сперло. Я двинулся на звук, вытаскивая нож, обогнул вывернутую из земли глыбу. Что-то копошилось… Плохо видно в темноте, но, похоже, одно тело лежало, а над ним склонилось другое. Оно и производило неприятные звуки. Урчание нарастало, чавканье делалось нетерпимым. Жар опалил мозг, я бросился, занося клинок. Личность, склонившуюся над распростертым телом, словно пружиной подбросило! Она издала возмущенный рык, но он не перерос в полноценный вопль – я вонзил клинок в основание шеи! Выдернул, второй удар – в подарок! Нежить извивалась, судорожно дергала конечностями, расползались ноги. Я попятился. Мертвое тело свалилось навзничь. Умер – и это хорошо! Не успел я осмыслить событие, как снова что-то шевельнулось – в стороне, за грудой глиняных лепешек. Привстало туловище, издавая аналогичные непотребные звуки. Уперлось в землю передними конечностями, изготовилось к прыжку. Мы метнулись навстречу одновременно! Я даже испугаться не успел. За секунду до столкновения я рухнул этой твари под ноги – и она перелетала через меня. Я откатился в сторону, принял позицию низкого старта. Но на этом все кончилось. Мой противник, сделав кувырок в воздухе, приземлился весьма удачно – головой. Хрустнули шейные позвонки. Он валялся, неестественно выгнув голову, подрагивали конечности. Взбрыкнул, поднялся на «мостик», обмяк…