Когда я впервые встретился с академиком Некрасовым, многое в сибирской действительности было еще под вопросом. Среди убежденных сторонников индустриализации Сибири были сам Некрасов, а также академик Михаил Лаврентьев, знаменитый основатель Академгородка, города сибирской науки, возникшего недалеко от Новосибирска. Записи, сделанные мною во время долгой беседы с Некрасовым, передают атмосферу тех лет. Я их берегу до сих пор. В них отразились тогдашние настроения, преодолеть которые удалось благодаря уверенности в своих силах, одержавшей верх над колебаниями, сомнениями и скептицизмом.
Некрасов говорил со мной о поразительных способностях человека сделать больше, чем он сам предполагает. В тридцатые годы советские инженеры спроектировали электростанцию на 400 тысяч киловатт в районе нынешнего Дивногорска, а теперь в этих местах построен гигант мощностью 6 миллионов киловатт с турбинами, равных которым нет в мире. Я вспоминаю, как в докладе, прочитанном в 1958 году в Иркутске на конференции по вопросам экономики, он утверждал, что Сибирь должна производить столько же нефти, сколько давал ее тогда Азербайджан. Девять лет спустя этот доклад устарел.
— Азербайджан, — говорил мне тогда Некрасов, — никогда не производил больше 25 миллионов тонн нефти в год, а Сибирь достигнет этого уровня за пять лет. В 70—80-е годы сибирские месторождения дадут 150–200 миллионов тонн нефти…
Затем он рассказывал мне о своих замыслах: об Ангаро-Енисейском экономическом районе, на создание которого потребуется 30 лет, — в нем сконцентрируются современные энергоемкие производства; о гигантской металлургической базе, которая вступит в строй к 1980 году в Якутии и станет еще одним звеном в цепи промышленных центров, куда входит и Саянский горнопромышленный комплекс. Перед нашими глазами разворачивалась индустриальная карта Сибири: к югу от Енисея был обозначен будущий Саянский промышленный комплекс; немного севернее — Дивногорск и Красноярск — промышленная зона, получающая энергию от самой мощной в мире гидроэлектростанции. Еще дальше по Енисею — комплекс электроемких производств; дальше к северу — Норильск, самый северный в мире город, со своим металлургическим комбинатом, Дудинка и Игарка. Промышленная зона возникнет вдоль всего Енисея, одной из самых крупных сибирских рек, которой суждено превратиться в основную артерию по вывозу продукции Сибири в европейские страны. В центре — Енисей, на западе — небывалый по масштабам Западно-Сибирский топливно-энергетический комплекс, на востоке — уголь и железная руда Якутии. Три кита, на которых опирается стратегия развития Сибири.
А трудности? Академик Некрасов рассказывал мне и о них, заметив попутно, что «коэффициент бесхозяйственности», непредусмотренный в учебниках по экономике, съедал одну треть сумм, выделенных на развитие Севера.
— И несмотря на это, — спросил я его, — вы оптимист?
Снова став серьезным, сибирский экономист ответил мне:
— Мой оптимизм обоснован. Повышение эффективности капиталовложений на Севере — это проблема, над которой серьезно работают многие исследовательские институты. Необходимо создать специальную технику для Севера, разработать свои методы организации труда, особую схему расстановки кадров и организации транспорта. Короче говоря, мы должны покончить с пресловутым «коэффициентом». Проблемы Севера следует обдумывать на 50 лет вперед, потому что многие наши надежды связаны с развитием этих районов. Там находится значительная часть советских ресурсов второго пятидесятилетия.
Примерно в то же время другое важное действующее лицо «эпопеи века» — Михаил Лаврентьев, вспоминая, с каким недоверием его коллеги восприняли идею создать в Новосибирске город науки, писал: «Много было пессимистов и скептиков. Но я был уверен, что в Сибири можно и должно делать большую науку. Академгородок сегодня доказывает, что мечты могут стать явью, если оптимизм основан на точном расчете. Тот, кто хочет прогнозировать будущее с позиций науки, должен учитывать подлинные проблемы, которые стоят перед Сибирью сегодня и которые ей предстоит решить в ближайшем будущем».
В последние годы говорили о сильном «сибирском лобби», якобы существовавшем в Москве и Академгородке. Возможно, действительно были люди и целые группы, которые по разным причинам добивались определенной ориентации решений, принимавшихся высшими руководящими органами. Во всяком случае, ясно, что сибирский вариант был принят после долгих, горячих дискуссий, в которых принимали участие члены правительства, ученые, экономисты и военные. В ходе дискуссий были приняты во внимание все аспекты решения: экономические, политические и стратегические, — решения, имевшего поистине историческое значение, поскольку речь шла о том, чтобы связать судьбу страны с развитием ее восточных районов.