- Компас есть, паря. Насчет остального думать придется.
- Сколько пи думай, бумага или карандаш от это-"
го не появятся. А надо бы карту вот так! - Акимов чиркнул себя пальцем по шее, заросшей темным волосом.
- Ну, линейку сделаем. Рубанок есть, - начал Федот Федотович.
- Мне надо, Федот Федотыч, не просто линейку, она должна быть с сечением. Иначе масштаб карты окажется приблизительный.
- Это пустяк. Точную меру с дула ружья снимем.
Мое ружье двенадцатого калибра. Пересчитаем на дюймы.
- А что же? На худой конец и такой способ пригодится, - сразу оживился Акимов.
- Циркуль... Деревянный циркуль сделаю тебе хоть завтра, - сказал Федот Федотович.
Акимов заметил, что старик увлекся разговором и забыл об ужине.
- Да ты ешь, Федот Федотыч! - Акимов придвинул кружку, налил в нее коричневый настой из чаги.
- Не убежит, Гаврюха, ужин. При мне он завсегда.
А вот покумекать о твоем деле надо... Разве в Парабель мне с этой нуждой прошвырнуться! - изучающе поглядывая на Акимова, нетвердо сказал Федот Федотович.
"Пожалуй, старик прав. Может быть, к тому же какие-нибудь новости от комитета на мой счет имеются", - мелькнуло в уме Акимова, и глаза его вспыхнули надеждой. Но в то же мгновение он вспомнил строгий наказ комитета сидеть в укрытии до тех пор, пока ему не будет дан сигнал. Комитет решительно предупреждал его не предпринимать никаких самостоятельных мер к продолжению своего побега. Кое-что в эти секунды вспомнил и Федот,Федотович. "Из Дальней тайги, фатер, придешь за хлебом. Примерно через месяц". Это были слова, сказанные ему Федором Терентьевичем Горбяковым.
- Сходить в Парабель... Путь далекий, Федот Федотыч, - перебарывая внутренние колебания, сказал Акимов.
- Неблизкий, - согласился старик, про себя подумав, что преждевременное появление вызовет недовольство зятя, может как-то осложнить все его намерения относительно дальнейшей судьбы беглеца. - А что, если, Гаврюха, вместо бумаги я тебе большую доску выстругаю? А коли окажется одной мало, то две или три доски склею. Клей у меня тут есть...
- Карту вполне на доске можно вычертить. А вот чем чертить, Федот Федотыч?
- А выжигать сможешь? - загораясь новым замыслом, спросил старик.
- Выжигать? - живо переспросил Акимов.
- Ну да, выжигать. Шило у меня в амбарушке лежит. Иной раз начну туески в одежку одевать, сильно оно мне помогает. Где бересту подправить, где дырочку провертеть. А случалось и выжигать на крышке то лосенка, то зайчика, то избушку. Таких туесков не напасешься: хватают за любую цену.
"А почему бы в самом деле не попробовать выжечь карту, предварительно набросав ее угольком?" - подумал Акимов, кинув на старика благодарный взгляд.
- Завтра же, Гаврюха, предоставлю тебе и шило и доску. А компас, вот он, возьми.
Федот Федотович отстегнул патронташ, висевший на стене, над нарами, вытащил компас и подал его Акимову.
- Успеется, Федот Федотыч. До карты еще далеко.
Карту буду делать, когда вместе с тобой всю Дальнюю тайгу излазим. Акимов бережно положил компас на стол.
- Это уж понятно, сам смотри, как лучше. Я-то в этих делах не шибко знающий, - с некоторым смущением сказал Федот Федотович и, помолчав, добавил: - Хотя скажу тебе по чести, Гаврюха, сверяться по компасу могу. Обучил меня этой премудрости еще на Сахалине один арестант. Задумка у нас была с ним: дать оттуда лататы, одним словом, сбежать. Думали украсть хороший баркас да и двинуться на нем на материк, к Владивостоку. А потом в тайгу и на Урал, где народу побольше, чтоб затеряться поскорее. Да не судил бог.
Убили моего связчика сами же арестанты за табак. Добыл он где-то табачку. А был прижимистый, ничем не любил делиться с другими. Его и притиснули досками.
Оно конешно, может быть, хотели попугать, да перестарались, не рассчитали. Помер на другой день...
- А компас его?
- Его. У меня в тот день был.
Акимов взял компас, повертел его в руках, щурясь на свет жировика, прочитал уже полустершуюся надпись на английском языке.
- Компас из Англии, Федот Федотыч! Может быть, кто-нибудь из мореплавателей ходил с ним. Любопытная вещичка!
- Вот оно как! Все возможно. Арестантик, царство ему небесное, кажись, из богатеньких был. С папашей они вроде капитал не поделили, вот он родителю-то голову и отбрякал топором прямо. Не к ночи будь сказано...
"Ну что ж, забавная и хитрая баночка, служила ты богатому отцеубийце, попробуй теперь послужить мне, бедному студенту и беглому социал-демократу", - с тайной усмешкой подумал Акимов, перекладывая компас с одного места на другое.
Когда на следующий день Акимов проснулся, Федот Федотович выложил ему сразу несколько необходимых предметов. Видимо, у старика кое-что было про запас в амбарушке. Особенно Акимова восхитила доска: она была выстругана из кедровой плахи, по величине занимала половину столешницы. На ней вполне могла разместиться схема-чертеж Дальней тайги со всеми многочисленными речками, озера"ми, болотами и кедровыми гривами. Отличным оказалось и шило. Оно было длинным, с откованным и закаленным концом и крупной, из сухой березы рукояткой. Притащил Федот Федотович из амбарушки и циркуль с линейкой, о которых он, видно, позабыл. Циркуль, правда, был плотницкий, грубый, и для чертежных измерений не годился, а вот линейка обрадовала Акимова. Вероятно, ее сделали еще в то время, когда строили избу. Она уже почернела от времени. Но ценность ее заключалась в том, что она была точной копией казенного металлического аршина с делениями на четверти и вершки.
- Ну вот и хорошо, вот и прекрасно, - перебирая вещи, бормотал Акимов, с благодарностью поглядывая на 4"едота Федотовича. Невольно вспомнился Акимову в это утро дядюшка Венедикт Петрович...
Рассказывая племяннику о своих бесчисленных путешествиях, профессор Лихачев с восторгом всегда отзывался о мужиках, которые сопровождали его в качестве простых рабочих - землекопов и гребцов или проводников. Их отношение к научным целям путешествий было чаще всего подчеркнуто уважительным, и, если случалось работать много больше, чем оговаривалось в договоре, они не щадили ни времени, ни сил.
Федот Федотович, конечно, не представлял научного значения той работы, которую затевал довольно элементарно его подопечный, но, услышав от Акимова, что все это может оказаться нужным науке, старик был готов на все, лишь бы начатое дело завершилось успешно.
- Теперь, Федот Федотыч, остается самое главное - знакомство с тайгой, - сказал Акимов.
- За этим дело не станет, Гаврюха. Сегодня начнем ходить на охоту, отозвался Федот Федотович. - Я вот тут приготовил кое-что. - Старик показал Акимову капканы и плашки для слопцов, лежавшие в кучке за печкой.
С этого дня начался ежедневный выход в тайгу. Федот Федотович поднимал Акимова задолго до рассвета.
Они завтракали, вставали на лыжи и уходили то в одну сторону тайги, то в другую. Акимов по компасу сверял направление, приблизительно прикидывал расстояние до речек, озер и болот, встречавшихся на их пути, расспрашивал Федота Федотовича о названиях, которые им дали охотники.
Промысел зверя был пока не из завидных. Все дни и ночи буранило. Слопцы и капканы за час, за два заметало снегом, и они не работали. Отыскать свежие тропы зверьков в такую погоду тоже было непросто: они мгновенно покрывались снежной порошей. Но все-таки совсем без добычи на стан не приходили: два-три колонка, горностай, полдесятка белок - меньше этого не добывали.
Федот Федотович был недоволен таким промыслом, зато Акимову такая добыча казалась сокровищем.
- Бывали, Гаврюха, годы, когда добывал я за день по десять колонков, по тридцать белок, - вспоминал Фе-"
дот Федотович.
- Выходит, что невезучий я, - шутил Акимов.
- Не в тебе, паря, дело. Кедровник плохо уродил, корму в Дальней тайге мало. Зверь еще в чернотропье перекочевал на Васюган. Нынче в васюганских урманах, сказывают, урожайно, - объяснял Федот Федотович.
9
А дни между тем текли. Занятый охотой, осмотром, а фактически промером тайги для карты, Акимов не переживал уже того мучительного томления, которое охватывало его в дни полного бездействия на Голещихинской курье. Приглядываясь к Федоту Федотовичу, он быстро научился настраивать слопцы и ставить капканы. Постепенно осваивался Акимов и с тайгой. Вначале она ему казалась хаотичным нагромождением лесных завалов и беспорядочным скоплением озер и болот. Теперь с каждым днем в его представлении все четче очерчивались гривы, покрытые отборным кедровником. Соединявшиеся в логах и лощинах речки и озера сплетались в систему, как бы подчеркивая господствующие в тайге высоты и особенности рельефа.