Что же представляла из себя Директория? Была ли она «коллективным президентом», властью, которая могла бы быть устойчивой? Или это, как указал Зензинов в своём дневнике, был коллективный монарх?
В Уфе конструкция власти не была продумана, и результаты этого не замедлили сказаться. Член Директории Авксентьев принял на себя непосредственное руководство иностранной политикой, член Директории Болдырев стал Верховным Главнокомандующим, член Директории Вологодский — Председателем Совета министров, то есть высшим руководителем всей внутренней политики. Заместитель члена Директории Сапожников — в то же время министр народного просвещения. Не противоестественно ли такое совместительство?
Можно ли быть хорошим главнокомандующим, если приходится одновременно активно участвовать в постоянных заседаниях верховной коллегии, где каждый голос на счету? Можно ли руководить деятельностью Совета министров и в то же время работать в Директории? Одна из различных функций должна была пострадать.
Винить Директорию в неправильном конструировании власти нельзя. Правда, Сибирское Правительство стремилось создать не совет, а кабинет министров, а члены Директории, в особенности Виноградов, резко возражали против этого, но тогда ещё не вполне ясно представлялись все неудобства намечавшегося порядка, а главное, к конструкции власти подходили с точки зрения борьбы двух сторон, а не с принципиальной оценкой de lege ferenda (лат. С точки зрения законодательного предположения. — Ред.). Вопросы эти надо было разрешить предварительно, а не предоставлять соотношению сил.
Неопределённость конструкции сказалась в отношении законодательства. Обязательно ли прохождение законов через Совет министров, или Директория может издавать их самостоятельно? Директория, считая себя преемницею власти Временного Всероссийского Правительства, разрешила вопрос во втором смысле.
Одновременно с изданием акта о принятии всей полноты власти и упразднении областных правительств, Директория создала своё особое Управление делами, на которое возложила делопроизводство «по всем делам, отнесённым существующими законоположениями к ведению Временного Всероссийского Правительства как верховной государственной власти» (см. «Вестник Временного Всероссийского Правительства», № 1). Об управляющем делами сказано, что он «скрепляет своей подписью законодательные акты, издаваемые Временным Всероссийским Правительством» (ст. 7). Это положение следует понимать как утверждение Директорией и своих законодательных прав. Действительно, в первом же номере «Вестника Всероссийского Правительства» помещено было постановление «об отделе печати», которое было принято без ведома Совета министров и даже главы ведомства, в составе которого этот отдел раньше находился.
Все эти пороки организации власти сразу парализовали деятельность Совета министров. Члены его приглашались в Директорию для докладов и изложения программы ещё до того, как они излагали свои программы в Совете: неизвестно было, кто даст им руководящие указания и как будет объединяться деятельность ведомств.
На основании предположений отдельных министров и главным образом министра земледелия Петрова была составлена примерная программа Правительства, которую П.В. Вологодский изложил в своём интервью.
На первом месте была поставлена деревня.
«Занимаясь до сих пор главным образом подготовительной работой по созданию Всероссийской власти, её делового аппарата и органов центрального управления, — сказал Вологодский, — мы не имели времени и возможности уделить должного внимания служению деревне.
В большинстве случаев деревня управляется самыми разнообразными самочинными организациями. В одних деревнях существуют общественные комитеты, в других они называются сельскими комитетами порядка, третьи деревни управляются особыми выборными органами, коллегиально или единолично. Я знаю случай, когда в одном большом селе для управления избрано 24 человека, из среды которых выделен особый управитель села; каждый вопрос этот управитель передавал на разрешение шести лиц из указанных 24-х, причём эти шесть назначались по жребию и заседали тайно. Они выносили решение, имевшее характер приговора суда, а мерой воздействия, по большей части, служило телесное наказание. Тайно и не в полном составе управители заседали из тех соображений, чтобы не подвергаться мести осужденных, так как при отсутствии суда самосуды и самочинные расправы развиты крайне широко.