Крестьянские ответы характерны тем, что, наряду с безразличием к власти, имеется определённая боязнь всяких налогов. «Крестьяне-то судят, что будет, то будь, только бы дали земли вдоволь, да поменьше было налогу, а в партиях мы разобраться не можем. Старики и бабы боятся большевиков, а молодые большевиков выхваляют». Другой корреспондент пишет: «Нашей деревне всё равно, хоть какая хочешь будь власть, но только чтобы нам, крестьянам-хлебопашцам, не было никакого притеснения со стороны правительств. Но солдатам большевики лучше за то, что войну прикончили и их домой отпустили, но на каких условиях война кончена, нашей деревне неизвестно ничего, и мы программов никаких партиев не знаем; монархической симпатии не замечается в нашей деревне».
Тесная связь деревенского большевика с фронтовыми солдатами отмечается во многих ответах. Одни прямо указывают: «Солдаты придерживаются большевизма, а остальное население более склонно к революционному строю». Или: «Власти советов придерживаются большей частью пришедшие с фронта солдаты».
В остальных сорока семи ответах, что составляет 65% общего числа, отмечается определённое отрицательное отношение к большевизму и советской власти. Выражения, коими определяется отношение к власти, чрезвычайно разнообразны; так, во многих ответах говорится о «недоверии», в других указывается на «неприязненное», «отрицательное», «плохое» отношение. В десяти случаях видна открытая вражда и злоба к советской власти. «Население так напугано, что никому не доверяет». — «Всё ещё будто чего-то ждут, на более хорошее надежда потеряна».
Корреспондент из Тарского уезда пишет: «Деревни волости относятся к большевистской власти с недоверием и презрением». «Взгляды на большевиков суровые», — отмечает корреспондент-крестьянин. Другой на вопросы анкеты об отношении к власти делает краткую пометку: «не важен», а к следующему пункту вопроса о взгляде на большевиков добавляет — «то же». «Взгляд на большевиков неприятный». Поэтически настроенный корреспондент указывает: «Отношение и взгляды к современной политической партии носят характер с искрой негодования». Из Ишимского уезда пишут: «Взгляд на большевиков прямо отвратительный. Население к другим социалистическим партиям относится без внимания. Одно только теперь население ждёт, когда их избавят от большевиков».
Даже беглый обзор анкеты даёт право сказать, что большевизм не захватил широких масс деревенского населения.
Далеко не все рабочие — революционеры. Многие безразлично относятся к политике и хотят одного: быть сытыми. Другие лишены революционного темперамента и охотно примыкают к более умеренным элементам.
Среди этих рабочих антибольшевистская пропаганда имеет большой успех. Насколько серьёзны были волнения среди рабочих к весне 1918 г., показывают постоянные заметки в официальных советских органах об осложнениях в крупных промышленных центрах. В одном из номеров «Известий», полученных незадолго до восстания в Омске (№ 102) и относящихся ко второй половине мая, отведено много места событиям в Петрограде и в Сормове.
Народный комиссар Луначарский по прибытии из Петрограда в Москву дал интервью, в котором говорит: «Петроград только что пережил тяжёлые дни: с одной стороны — продовольственный кризис, с другой — усиленная погромная агитация правых с. р. (эсеров. — Ред.) на заводах и фабриках и, наконец, контрреволюционная деятельность некоторых офицеров флота, в особенности из состава минной эскадры».
Луначарский подтверждает, что на рабочих действовали и голод, и пропаганда.
В Сормове (Нижегородской губ.), одном из крупнейших промышленных центров, большевики потерпели поражение на выборах в совдеп. Победили меньшевики. Командированный в Сормово из центра «товарищ» Раскольников с негодованием рассказывает в газете, что «в период напряжённой творчески-созидательной работы меньшевикам удаётся вызвать на заводе, переживающем кризис, губительную в данном случае забастовку».