Иркутск, 13 ноября 1919 года, Б. Павлу, д-р Гирса».
Меморандум был вручен представителям иностранных держав не только без предварительного уведомления или совещания с членами Омского Правительства, но еще и был опубликован в «Чехо-словацком Дневнике» и его телеграммах на русском языке.
Возмущению русских патриотов не было пределов. Поступок был слишком груб и слишком явно было в нем то, что чешские представители просто искали оправдания для своего бегства из Сибири и уклонения от поддержки невинных ни в каких политических грехах офицеров и солдат фронта и что они в то же время, хорошо осведомленные о широте заговора против власти (чешская контрразведка была лучше правительственной), искали сближения с левыми.
В октябре социалистическая Иркутская дума отказалась приветствовать чехов по поводу годовщины их республики, считая, что чехи ведут себя недемократично. В прокламациях эсеров указывалось, что чехи участвуют в расстрелах и разгромах, при усмирении бунтов вдоль дороги. Сознавая, что у левой демократии есть много оснований для недовольства ими, чехи старались заслужить ее расположение. Они вмешались в действия власти, когда в Иркутске были арестованы заговорщики, и добились их освобождения. Вслед за тем они выпустили меморандум.
В «Чехо-словацком Дневнике» (23 ноября) с самодовольством заявлялось: «Широкие слои народа, служащих, рабочих, кооператоров и интеллигенции искренне благодарны нам за меморандум», но «он растревожил осиное гнездо реакции». Следуя примеру социалистов, чешская газета причислила к реакции всю несоциалистическую интеллигенцию, которая, будучи во многих отношениях недовольна правительством, возмущалась, однако, вызывающим и недобросовестным поведением чешских политических представителей.
События во Владивостоке
Меморандум оказался далеко не случайным эпизодом. Арест группы эсеров в Иркутске совпал с выступлением во Владивостоке. Меморандум был отпечатан и распространялся как прокламация по всей линии Сибирской железной дороги.
Зная Гирсу, политического представителя чехов во Владивостоке, его авантюристические наклонности и его дружбу с Гайдой, я не сомневаюсь, что все было задумано как большой план повсеместного захвата власти эсерами. Чехам это было нужно для облегчения их эвакуации, так как при наличности фронта часть транспорта требовалась для военных надобностей.
Хотя Гайда был уже давно разжалован, он продолжал жить в особом поезде, с целой свитой, пользуясь теми удобствами, которые достались ему от прежнего положения «командарма».
Человек буйной энергии, он не сидел сложа руки. Он постоянно виделся с Гирсой, с Якушевым, комбинировал и прожектировал, добиваясь возвращения к власти.
Наконец план восстания был составлен. Падение Омска дало толчок к выступлению, чешский меморандум явился сигналом. Днем выступления избран был день годовщины диктатуры адмирала. События разыгрались в ночь на 18 ноября.
О выступлении Гайды штаб генерала Розанова был осведомлен своевременно. В 2 часа дня 17 ноября Розанов официально уведомил союзное командование, что, считая создавшееся положение совершенно нетерпимым, он приступил к ликвидации мятежа.
Руководство восстанием исходило из поезда Гайды. Там находилось и заготовленное на всякий случай правительство в составе Якушева, Краковецкого и Моравского.
Выпущенные гайдовцами прокламации с воззванием были написаны в левоэсеровском стиле с большевистским оттенком. Прокламации призывали к свержению правительства адмирала Колчака и образованию нового. В воззвании определенно указывалось на необходимость примирения с большевиками; заявлялось, что движение поддерживается чехо-словаками. Подписаны прокламации были центральным бюро военных организаций Сибири.
Уже в 10 часов утра 17 ноября вся пристань Добровольного флота была занята мятежниками. Ими также были заняты подходы к вокзалу. Отдельные патрули повстанцев проникли в город, но воздерживались от всяких выступлений вооруженного характера. Солдаты и офицеры задерживались мятежниками. Все повстанцы лихорадочно ждали подкрепления из пригородов. На поезде Гайды был поднят бело-зеленый флаг с красной полоской по диагонали.
Бывший председатель Областной Думы не постеснялся запачкать красным исторический бело-зеленый флаг.
Большевистский оттенок движения сразу дал себя чувствовать. Был констатирован факт выпуска прокламаций с лозунгом: «Передача всей власти советам». С офицеров срывали погоны.
В пригороде (Первая Речка) образовался Совет рабочих и солдатских депутатов.
К восстанию сразу же примкнула портовая чернь и самые темные элементы города. Это было так очевидно, что союзное командование решило не препятствовать Розанову ликвидировать восстание вооруженной силой.
В 2'/2 часа ночи, поставив орудия против вокзала, на углу Алеутской и Морской улиц, войскам генерала Розанова удалось выбить мятежников из здания вокзала орудийными выстрелами. В 6 часов 25 минут правительственными войсками были заняты нижний и средний этажи здания. Здесь удалась арестовать часть штаба Гайды во главе с начальником этого штаба полковником Гусареком. Несмотря на захват здания, мятежники, засевшие в верхних помещениях вокзала и на крыше, продолжали пулеметную и винтовочную стрельбу. Русские офицеры, находившиеся в гайдинском штабе, частью успели скрыться, а частью во время занятия здания были убиты. Убиты полковник Воронов, подполковник Солодовников, доктор Григорьев.
К утру мятеж был ликвидирован. Гайду задержали. Вместо главного командования сибирской армией, как ему обещало новое правительство, его ждал печальный удел неудавшейся авантюры.
Карьера молодого офицера закончилась. За его спиной осталось несколько сот трупов, жертв бессмысленного покушения с негодными средствами.
Совет министров, получив донесения Розанова, постановил приветствовать его за удачное подавление мятежа и предоставить Гайде выезд за границу.
Положение Розанова еще больше упрочилось.
Якушев, Краковецкий и Моравский скрылись у американцев. Американское командование относилось к выступлению более чем снисходительно. Японское же содействовало подавлению мятежа. Прожектор японского крейсера освещал вокзал, обнажая силы и позиции мятежников.
Обращение Совета министров
Прибыв в Иркутск, Совет министров должен был дать о себе знать. Отношение к нему было слишком безучастно. Министр труда Шумилов-ский составил еще в поезде декларацию, которая и была опубликована с датой приезда в Иркутск, 19 ноября.
«Тяжелы условия работы, — говорится в декларации. — Экономические затруднения достигли небывалых размеров, правопорядок расшатан постоянными волнениями и непрекращающимся своеволием. Дух корысти овладел целыми слоями общества, не удовлетворен ряд насущнейших нужд; многое еще осталось незаконченным в строительстве, и, играя на неудовлетворенных нуждах обывателя, большевистская агитация ведет усиленную подпольную борьбу против власти.
В настоящий момент более, чем когда-либо необходима для власти такая обстановка, в которой она могла бы с возможно большей быстротой разрешить самые острые вопросы дня, удовлетворить наиболее насущные нужды общества.
Совет министров постановил перенести свою резиденцию в Иркутск, наиболее крупный культурный центр Сибири, рассчитывая установить отсюда более тесную связь со всеми частями страны и объединить возле себя все государственно настроенные круги населения.
Для правительства не существует иных соображений и целей, кроме спасения раздираемой внутренними распрями России. Оно непреклонно верит в конечное торжество того великого дела, начало которому положено в 1918 году Временным Сибирским Правительством и которое ныне объединило под верховным руководством адмирала Колчака все национальные силы страны.
В дни тягчайших испытаний оно обращается к стране со словами бодрого призыва. Предстоящая работа правительства немыслима вне самой тесной связи с широкими прогрессивными кругами общества, хотя бы их взгляды и не всегда совпадали с взглядами власти.