Полина была вдовой с двумя маленькими мальчиками пяти и четырех лет. Высокая, довольно крепкая, румяная, она производила впечатление крупной женщины. В больших глазах ее, однако, таилась грусть, что придавало ей какое-то очарование. Полина выглядела замкнутым человеком, но за ее необщительностью скрывались присущие русским женщинам доброта и чуткость.
В феврале в Сибири всегда холодно. Даже в конце месяца по утрам бывало минус 30°, что впрочем не мешало выгонять нас как можно раньше на работу. По мнению начальства, по скованной морозом земле легче двигаются машины.
Как-то вечером Полина уехала на грузовике в Братск, чтобы привезти мяса для работающих в лагере.
Когда она спозаранку вернулась, на улице еще было темно. Зимой здесь рассвет наступал медленно. И даже когда начинало светать, в воздухе долгое время висела дымка, задерживавшая приход утра.
Полина, стоя около весов, взвешивала полученное мясо и расписывалась в накладной. Потом, уже в кладовой, она еще раз пересчитала количество туш. Обычно с грузовика мясо сгружали четыре конвоира и за ними следил лейтенант Гипшер, он отвечал за довольствие для японских военнопленных. После завтрака Полина еще раз начала сверять списки с наличными продуктами и обнаружила недостачу — не хватало одной тушки барана. Расстроенная Полина решила сообщить о пропаже начальнику лагеря. «Товарищ Постников, — сказала она, — в Братске, получая продукты, я хорошо проверила их количество. Теперь же, не хватает одного барана. Ведь было десять штук, и я никак не могла ошибиться. Что мне делать, ведь это просто ужасно!» Начальник лагеря, выбритый до синевы, сказал: «Просто удивительно, кто же присутствовал, когда мясо снимали с грузовика?» — «Было четыре конвоира, начальник снабжения японских военнопленных Гипшер и я.» — «А вы поискали поблизости, может упало в снег?» — «Конечно же, мы все обыскали. Я чувствую, что кто-то украл это мясо». Полина сказала то, что думала.
Она говорила очень искренне и не оставалось ничего другого, как поверить ей. Тут начальник спросил: «А не было поблизости японских военнопленных?» Услышав это, Полина сникла, ей были неприятны эти разговоры. «Почему здесь должны быть японские военнопленные? Я ведь сказала, кто здесь был», — Полина неплохо относилась к японцам и не любила начальника лагеря. Но поскольку Полина находилась в его подчинении, ей не оставалось ничего другого, как сказать: «Товарищ начальник, у меня есть идея. Вы знаете пса Абрека, принадлежащего лейтенанту Лупандину? Как вы смотрите на то, если мы используем собаку в поисках мяса?» «Это хорошая мысль. Давайте попросим товарища Лупандина. Скажите, что я на это тоже согласен», — ответил он.
Лейтенант Лупандин жил вместе с женой в одной из комнат дома, стоявшего между хлебозаводом и магазином. Он любил животных, и у него был охотничий пес Абрек. Для хозяина самой большой радостью было ходить с ним на охоту. По тогдашним ценам Абрек стоил более двух тысяч рублей. Это была очень хорошо дрессированная, смелая и крупная собака с хорошим чутьем. Лупандин рассказывал, что, увидев Абрека, он стал копить на него деньги и продал для этого одежду.
Лупандин знал много пословиц, анекдотов и шуток, любил песни и часто их напевал. Я до сих пор помню некоторые услышанные от него анекдоты. Благодаря Лупандину мои знания русского языка значительно расширились. Я хорошо помню, например, как он мне разъяснил, что такое бабье лето. Лупандин был хорошим человеком. К нам, военнопленным, он относился доброжелательно. В присутствии начальства Лупандин делал вид, будто держал нас в строгости. Когда же свидетелей не было, он был достаточно мягким, и никогда не выгонял нас на работу, если мы не могли идти. Лупандин прошел немецкий плен и частенько, не вдаваясь в подробности, говаривал: «Ваша жизнь в плену не идет ни в какое сравнение с тем, как жили мы в Германии».
Лейтенант был блондин, высокого роста, с веснушчатым лицом и широковатым носом. Уголки его глаз были несколько опущены. Несмотря на свои 33 года, он, очевидно, из-за долгой жизни в плену, выглядел значительно старше. У Лупандина была любимая жена, полька. Я несколько раз бывал у них в гостях. Перед обедом и ужином они обязательно целовались. Однажды он мне сказал, что польские женщины замечательные жены, они лиричные, словно музыка Шопена, и очень ласковые.
Когда Лупандину сказали, что хотят привлечь на поиски Абрека, он воспротивился. Лупандин сознавал, что пес может за это поплатиться. Однако начальник лагеря и Полина настаивали, и лейтенант согласился, но при условии, что в поиске барана будет участвовать чекист Евдокимов.
Абрек ночью, как правило, спал в квартире, а днем — в своей конуре. Это была очень умная и красивая собака. Мне кажется, что у животных красота и ум сопутствуют друг другу. Лупандин взял Абрека, довел его до места пропажи и на глазах Евдокимова и начальника лагеря спустил с поводка, сказав: «Давай немножко поработаем. Я тебя прошу. Бедная тетя Полина оказалась в тяжелом положении». Абрек весело повилял хвостом, как бы убеждая хозяина, что он все понял. Затем Лупандин дал понюхать собаке баранину и пошел за ней. За ним последовали Евдокимов, начальник лагеря, Полина и я. В тот день мы должны были встретиться с Лупандиным, чтобы согласовать некоторые вопросы по работе, поэтому я и оказался у него дома. Абрек быстро пошел в лес, понюхал деревья, но почему-то его, словно магнитом, тянуло в сторону казармы конвоиров. Абрек вел себя очень активно, словно заранее знал, где находится мясо, и это встревожило Лупандина: «Абрек, куда же ты идешь?» Пес, словно получив одобрение, решительно повернул ко входу в казарму конвоиров. Лупандин сказал: «Не знаю почему, но Абрек хочет войти в эту казарму. Так что вам придется нас туда пустить». «Хорошо, немного подождите, я сейчас пойду к командиру конвоя и поговорю с ним», — ответил Евдокимов. С этими словами он вошел в казарму.
Дело в том, что жилище конвоиров было неприкосновенным, и кроме Евдокимова, который являлся непосредственным начальником конвоиров, а в данном случае выполнял роль следователя, никто не имел права входить туда для обыска. Несколько минут спустя Евдокимов вышел. «Так уж и быть, заходите, но только Лупандин и Като», — сказал он. Абрек сразу забежал в помещение. Солдаты зашумели: «Что такое, что за безобразие! Это вам что, конура собачья? Не наглейте, из этого ничего хорошего не выйдет!» Один солдат, чистивший карабин, наставил дуло на собаку, пытаясь ее испугать. Со всех сторон неслись крики и свист. Молодой командир крикнул: «Тише!» Солдаты на миг замолчали, не отводя глаз от собаки. Они были приучены подчиняться только своему непосредственному начальнику. Даже если рядом находился более старший по званию офицер, они его не слушали. Однажды в Братске по дороге, где работали пленные, должен был проехать генерал из строительного управления. Но охранявший нас конвоир не получал приказа от своего непосредственного начальника и не пропускал генерала. Последний стал спорить, но тогда конвоир наставил на него свой автомат. Машину пришлось повернуть назад.
Что же представляла собой эта казарма конвоиров? В одной большой комнате с правой стороны у входа в пирамиде стояло оружие. Дальше шел как бы коридор, по обеим сторонам которого были расставлены аккуратно застеленные одеялами железные кровати. В углу находилось три больших стола да две полки передвижной библиотеки. На стене висел плакат со словами Сталина: «Мы готовы отдать последнюю каплю крови за советское социалистическое государство». Абрек бросился к стоявшей в левом углу кровати, и посмотрев на хозяина, стал скрести под ней передними лапами пол. Евдокимов нагнулся и посмотрел на указанное Абреком место. Под кроватью находился погреб. Откинув его крышку, Евдокимов обнаружил там тушу барана. Солдаты, испугавшись, стали смотреть друг на друга. Командир конвоя, лицо которого обычно ничего не выражало, на какое-то мгновение покраснел, но очень быстро взял себя в руки. «Я потом проведу расследование и разберусь. Пока все покиньте помещение», — сказал он. Евдокимов вышел и отдал барана Полине со словами: «В следующий раз смотрите за мясом как следует, наблюдайте, когда будут сгружать продукты с грузовика».