— Ладно, говори, никто нас не слышит, — улыбнулся добродушно Вавилов и озадаченно покачал головой:
— Вот что значит образование! За полдня столько успел узнать, что мне за год не осилить!
— Только не кокетничай, — рассердился Алексей, — ты любому профессору сто очков вперед дашь. И поручи Тартищев тебе это дело, ты б Ольховскому через неделю такой фитиль вставил бы!
— Можно подумать, ты бы от меня отстал! — улыбнулся Иван польщенно. — Только бодливой корове бог рогов не дал. Занимается этим делом Бронислав Карлович, и пусть занимается, а мы с тобой тайменя едем ловить. И это наша первейшая задача на сей момент! — И вдруг с подозрением посмотрел на приятеля:
— Постой, ты чего затеял? Бумажки эти, приметы, «белая» дата, «черная»… Что ты мне мозги пудришь? Говори прямо, что еще узнал, что тебя заусило, как щуку на тройник?
Алексей отвел взгляд и выбил пальцами дробь на столешнице. Потом задумчиво посмотрел на Ивана:
— Не знаю, что меня дернуло рассказать Усвятову о драке, что учинила эта девчонка в черном балахоне. Правда, ни о филерах, ни об офене я не упомянул. Представил себя случайным очевидцем, но ты бы видел: Иван, как он побледнел, когда я упомянул про посох и красную кайму на капюшоне. Перекрестился, а губы трясутся, как от сильного испуга.
«Что с вами? — спрашиваю. — Может, воды дать?» А он меня не слышит, глаза по полтиннику и шепчет: «А больше вы ничего не заметили?» — «Заметил, — говорю, — кольцо серебряное…» А он перебивает: «На указательном пальце левой руки? А по ободу надпись старинными буквами „Спаси и Сохрани“?» — «Верно, на указательном пальце, — соглашаюсь, — но вот что написано, не разглядел. Я это кольцо пару мгновений всего и видел…» И стоило ему это услышать, как схватился он за голову и запричитал: «Ратники! Господи! Ратники! Говорил же Илье Фомичу…» — а потом, как оглашенный, выскочил из комнаты, где мы беседовали, даже не попросил разрешения уйти. На столе у него бумаги стопкой лежали, вещи какие-то старинной работы, кинжал… Так он на бегу их рукой смахнул, даже не заметил. Пришлось подбирать их с пола… И поговорить с ним мне больше не удалось, потому что через минуту на пороге возник Ольховский, и меня от дела освободили. Я потом хотел Усвятова найти и приватным образом с ним побеседовать, но куда там! Мне даже близко подойти к нему не позволили!
— Что ж, начнем танцевать от печки, — Иван положил ладони на стол и пошевелил пальцами. — Что-то ручонки затекли. Видно, давно донесение. Тартищеву не писали. — И с самым серьезным видом посмотрел на Алексея. — Книги у Чурбанова сперли дорогие, но запрещенные, как еретические.
И если за это дело взялись орлы Ольховского, этих книг купцу не видать как собственных ушей. Кто их украл, он не подозревает, но его секретарь вусмерть напугался, когда ты ему рассказал об этой ведьме с посохом и о двух ее пособниках в бахотне с красной полосой.
— Как ты сказал? — удивился Алексей. — В какой еще бахотне?
— Бахотня, так эти балахоны называются у раскольников, — пояснил Иван.
— Так ты с самого начала понял, что она из староверов? — поразился Алексей. — А почему молчал?
— А что это меняет? — вполне резонно поинтересовался Иван. — Раскольница она не раскольница, пусть этим Бронислав Карлович занимается, а мы с тобой в отпуске или нет?
— В отпуске, — отмахнулся как от назойливой мухи Алексей. — Выходит, в охранном гораздо раньше нас пронюхали об этих ратниках? Вспомни, ты сам сказал, что Тумак и Кощей наверняка важную птичку на поводке держали?
— Ну, сказал и сказал, и что с того? Девку-то все равно проворонили!
— Но по какой причине они за ней гнались? Возможно, она замешана в краже книг? Хотя ее преследовали днем, а книги украли ночью…