Ермак явился в волжские станицы, как многие другие беглецы, в худеньком крестьянском армяке со множеством заплат, в лаптях и старой шапке. Он не сразу стал полноправным членом степного братства. Нищенская сума не могла заменить ему оружия на поле брани или промысловой снасти на хуторе или з'аимке. Подобно прочим беглым «робяткам», Ермолай начал станичную службу, подрядившись в товарищи или ‹‹чуры»] к старому, бывалому казаку.
Молодые товарищи учились у опытных станичников и служили им. Они чистили оружие, носили сумки с пулями и прочим припасом, заряжали пищали и подавали бойцу на поле боя.
В мирные дни и на войне молодой товарищ, или «чур», делал любую черную работу: варил кашу, прибирал хату, стирал казачьи рубахи, латал чоботы.
У многих старых казаков служил Ермак в товарищах, но первого из них запомнил на всю жизнь. На привале у костра тот любил вспоминать жизнь в боярском тереме и походы в боярской свите. Боевой поел ужи лец холоп бился с литвой у стен Стародуба, не раз стоял против крым-цев на тульской окраине.
После смерти боярина, в голод, вдова прогнала холопов со двора, и с другими удальцами он бежал на Волгу, побывал в татарском плену и чудом выбрался из крымских аулов.
Старый казак научил крестьянского сына владеть с одинаковым искусством луком и пищалью, искать в траве следы промчавшихся как ветер кочевников, читать книгу природы не хуже любого обитателя степи.
Быстро промчалось для Ермака время ученья. Он без труда усвоил обычаи вольного братства. Порядки, царившие в волжских станицах, живо напоминали крестьянскому парню жизнь в родной волости. Там миром выбирали себе старост и сотских, тут избирали атаманов и есаулов. Там дела решал волостной сход, тут – казачий круг. "
Но в Поморье над волостью были царь и приказные люди, собиравшие государеву подать. Тут же народ был сам себе голова.
В царской рати простые люди служили рядовыми ополченцами либо «сволочью» – волокли пушки и груз в обозных телегах. В казачьих станицах чернь и слышать не хотела о присяге царю.
Издавна война была профессией русских дворян. Они командовали полками, служили в коннице, и так – из поколения в поколение.
Вместе с дворянами в ополчении несла службу их невольная челядь – боевые холопы. Они прикрывали господина на поле боя, принимая на себя удары врагов, первыми лезли на стены неприятельских крепостей. Они обильно лили свою кровь. Но каковы бы ни были их боевые заслуги, ничто не могло освободить их от невольного состояния. Бегство на окраины открывало кратчайший путь к свободе. Избавившись от холопства, бывалые воины готовы были скорее пожертвовать головой, чем вернуться в неволю.
Лишь изредка в казачьи станицы попадали дворяне. То были люди, потерпевшие полное крушение в жизни и ^избывшие государевой службы».
Не от них казаки учились воинскому искусству, а скорее от послужильцев-холопов, толпами бежавших на окраины при всяком бедствии и голоде.
Крестьяне принесли в станицу дух вольной общины, послужильцы – боевой опыт и воинское искусство. Жизнь была самым суровым учителем для тех, кто брался за оружие, не имея ни малейших навыков в военном деле. Не в одном месте лишь пепел сожженных жилищ и кости служили немым напоминанием об исчезнувших казачьих станицах.
Ермаку пришлось не раз смотреть смерти в глаза, прежде чем старые казаки приняли его в свой круг. К тому времени крестьянский сын знал степь не хуже отцовского надела. Он научился безошибочно определять приметы близкой бури на Волге, умел выследить вепря в плавнях, убить его, освежевать. Мог снарядить снасть и наловить рыбу на всю сотню. В мгновение ока выбирал укрытие посреди степи.
Шли годы, и Ермак привык к зною полуденного солнца, к горькому запаху степных трав. Но и тогда, житель Севера, он не раз просыпался среди ночи от тоски по заброшенной двинской деревне, холодному ветру и неяркому солнцу.
Жизнь шла своим чередом, и ее живые впечатления все больше вытесняли из памяти картины детства.
Семь лет длилась Казанская война, и в течение всего этого времени население вольных казачьих станиц боролось с ордынцами то вместе с московскими отрядами, то на свой страх и риск.
Выступления казаков на всем пространстве от Перекопа до Астрахани вызвало тревогу в далеком Константинополе, Послы повелителя правоверных, прибывшие в Ногайскую орду, утверждали, согласно русской информации, будто султан терпит от московского государя многие обиды. Царь, говорили они от имени султана, «поле де все, да и реки у меня поотымал, да и Дон от меня отнял… поотымал всю волю в Азове: казаки его с Азова оброк емлют, и воды из Дона пить не дадут; а крымскому де царю потому ж обиды чинят великие, какую де соро-моту казаки крымскому царю учинили – пришед, Перекоп воевали; да казаки Астрахань взяли…».
Сведения относительно «речей» султана не отличались достоверностью. Доброжелатели Москвы, сообщившие послу об обидах султана, сознательно сгустили краски. Они добивались, чтобы царь унял казаков. Но их старания не привели к цели.
Чем дальше продвигались в степи русские воеводы, тем энергичнее поддерживали их казаки. Волжские казаки, знавшие как свои пять пальцев пути в Нижнем Пово- лжье, вели русские отряды к Астрахани в качестве «вожей».
Атаман Федец Павлов укрепился на волжских перевозах и отбил ногайцев, пытавшихся оказать помощь астраханскому хану. После взятия Астрахани казаки Павлова прошли на стругах в низовья Волги и захватили там татарские суда с оружием, а затем ханский гарем.
Иван IV отдал Астрахань служилому хану Дервиш-Али. Но в 1556 году тот нарушил присягу. Запросив помощь из Крыма, он выбил воеводу Мансурова с Переволоки между Волгой и Доном. Отступив с Переволоки, Мансуров нашел прибежище у вольных казаков в их городке Зимьево.
Османская империя, владевшая устьем Дона, давно лелеяла планы выхода в устье Волги. По приказу султана крымский хан направил в Астрахань воинские силы -
700 всадников, 300 янычар с огнестрельным оружием и артиллерию.
Казаки понимали, сколь важно не упустить время и не
дать туркам и татарам закрепиться в Астрахани. Они ре
шили действовать, не дожидаясь подхода подкреплений
из Москвы. Атаман Филимонов напал на астраханские
кочевья и нанес Дервишу-Али жестокое поражение. В его
руки попали двое крымских мурз и много других плен
ных. Помощь со стороны турок и крымцев не спасла ха
на. Дервиш-Али бежал из Астрахани прочь.
Когда государевы воеводы Черемисинов и Писемский явились в низовья Волги, они нашли город «пустым». Наспех починив укрепления, ратные люди отправились по следам Дервиша-Али вниз по Волге. В первой посылке они захватили много ханских судов и сожгли их. В другой раз Федор Писемский получил сведения о том, что Дервиш-Али стоит в двадцати верстах от Волги. Покинув суда, воевода посреди ночи напал на ханский лагерь. Там поднялся переполох. Наутро Дервиш-Али с астраханскими, ногайскими и крымскими отрядами напал на малочисленный русский отряд. На этот раз отступить пришлось Писемскому. Бой длился весь день. В полном порядке отряд отступил к Волге и, погрузившись в струги,, ушел к Астрахани.
С вестями о втором «астраханском взятии» в Москву выехали гонец от воевод и атаман Архипко от казаков.
Опираясь на помощь вольных казаков, государевы воеводы произвели смелый поиск против Крыма. Речная флотилия прошла по Днепру в море к Кинбурнекой косе, а оттуда направилась к Перекопу. Несколько недель флотилия ходила у берегов Крыма, наводя страх на татар и совершая нападения на прибрежные улусы. Данила Ада-шев освободил из плена много русских невольников и с большой добычей благополучно вернулся в казачьи «засеки» на Днепре.