Сыграли свадьбу. Первое время видимые рамки приличия еще соблюдались, а через месяц-другой начались перемены. Для начала отчим категорически потребовал, чтобы «эти дармоеды», то есть бабушка и дети, за стол садились отдельно — видите ли, своим невежеством они портят ему аппетит. Затем заявил, чтобы мясные продукты, хранящиеся в кладовых, без его разрешения никто не брал: для «бездельников» достаточно хлеба и картошки. За ослушание полагались розги. Еще через какое-то время потребовал выселить детей на отдельную площадь, разгородив дом перегородкой. Продукты он будет выдавать сам, а они за это должны выполнять все работы во дворе, в поле и огороде, ухаживать за скотиной. Поразительно, но Лина спокойно проглотила все эти ультиматумы и выполнила их беспрекословно, не возражая. Происходило невероятное — мать безжалостно отторгала своих детей, даже не пытаясь их как-то защитить.
Вскоре приехала Элиза. От прежней красоты ее не осталось и следа, это была измотанная, побитая жизнью женщина, седая и морщинистая. Она забрала прабабушку, которая, рыдая, никак не могла отпустить от себя детей. Отчим проводить не вышел. Лина тихо плакала, обнимая и целуя на прощание свою многострадальную свекровь. Женщины прощались навсегда. Элиза с прабабушкой уехали, и больше о них никто ничего не слышал.
Начались новые испытания, теперь уже для детей Николая Вебера.
* * *
Старшая, Клава, училась в школе очень хорошо. Ее выделяли учителя, и веберовская родня решила во что бы то ни стало обеспечить ей получение высшего образования в Томске. Когда Клава окончила школу, ее отвезли в Томск и устроили в педагогический институт. А вот Шуру никто и не думал отпускать из дома учиться, ведь это была бесплатная рабочая сила, которую можно было эксплуатировать бесконечно, не давая никаких скидок на усталость, болезни и другие человеческие слабости. Это был раб, в полном смысле этого слова, над которым можно было всласть поиздеваться, удовлетворяя свои садистские пристрастия. Моя мама не могла говорить об этом времени без слез. По ее словам, воспоминания Максима Горького о жизни в доме деда Каширина — это цветочки по сравнению с жизнью Шуры в собственном доме с извергом-отчимом. В обязанности подростка входили все мужские работы в доме — уход за лошадьми, коровами, овцами, работа в поле, сенокос и другие дела, тяжелые даже для взрослого мужчины. При этом нельзя было попадаться на глаза отчиму — Шура его страшно раздражал.
Однажды, в очередном порыве гнева, отчим схватил оглоблю и хотел ударить Шуру. Тот молча увернулся, стал бегать по двору, уклоняясь от ударов. Отчим совершенно озверел и с ревом кинулся на Шуру, загнав его в угол. Маня, видя такую картину, страшно запричитала, а Шура выскользнул и побежал прятаться. На шум и крики через высокий забор, отделявший соседний дом, во двор заглянул сын Адама Иван, успев увидеть фрагмент этой безобразной сцены. До него и раньше доходили слухи о чем-то подобном, но он не придавал им особого значения, считая, что в семье бывает всякое. Когда же Иван увидел, что происходит, он просто пришел в неистовство.
— Если еще хоть раз я увижу или услышу что-то подобное, — закричал он что есть мочи, — я тебя пристрелю, как собаку! Я не дам тебе издеваться над детьми!
Отчим по природе был страшный трус. Он думал, что за высоким забором его «подвиги» не увидит никто, а дети так запуганы, что никому не скажут. Случившееся явилось для него шоком. Несколько дней он не появлялся во дворе. Шура, однако, успел получить несколько ударов оглоблей и ходил прихрамывая, весь в синяках. Но работать надо было все равно — мать велела. Лина была недовольна вмешательством Ивана Адамовича.
Прошло время. Отчим, притихший и осторожный, начал атаку на мою маму. Но сделать это было трудно — Маня, шустрая и сообразительная, научилась определять желания деспота заранее и не давала возможности срывать на ней зло. Надо сказать, что, в отличие от Шуры, Маню отчим не бил и не издевался над ней. Но однажды так заорал на нее за то, что она не принесла вовремя какую-то вещь, что Маня в испуге бросилась бежать, поскользнулась и проехалась по мокрому двору, разбив себе нос. Это страшно рассмешило отчима. «Вот так надо спешить исполнять мои желания!» — назидательно сказал он детям. В будущем это происшествие сыграет определенную роль в жизни моей мамы.