Прошло ещё четыре минуты. Полиция уже была на ногах. По центральным улицам микрорайона несутся полосатые «бобики» и с минуты на минуту будут и здесь. Андрей увидел вдруг старика, тот вез на тележке какой-то мешок, с трудом одолевая насыпь, и собирался переезжать через дорогу. Андрей бросился к нему.
— Давайте я вам помогу. А то ведь сшибут, вишь как летят! — сказал он.
— Не говори, — отозвался дед. — Десять лет назад такое тихое место было, никого тут не было! А теперь что сотворили? Построили эту холеру, ни сна людям, ни отдыха.
Андрей взялся за мешок двумя руками.
— Да зачем ты, на тележке-то сподручнее! — спохватился дед.
— Ничего, мне так удобнее! Идите за мной, не отставайте, а то сшибут.
Быстрым шагом они перешли на другую сторону шестиполосного тракта, но Андрей и не думал бросать мешок. Старик едва поспевал за ним. Через пятьдесят метров, когда их было уже не видать, Андрей скинул мешок на снег.
— Куда вам?
Старик, тяжело дыша, остановился рядом.
— Так вот же, — показал на светящиеся окна сторожки. — Дежурю я тут. Вышел на полчаса, решил картошки привезти из дома, а сам боюсь, как бы чего не вышло.
Андрей помог ему докатить тележку до избушки.
— Заходи, погреешься, — предложил дед, — чайку сварганим. У меня хороший чаёк — индийский!
— Да нет, спасибо. Я в гараж за машиной тороплюсь. Тёща приболела, нужно в больницу отвезти.
— А чего «скорую» не вызвал? — удивился дед.
— Разве я могу кому-то доверить такое сокровище? — улыбнулся Андрей.
Дед захохотал в бороду.
— Ну так ты тово, не мешкай. А то помрет твоя тёшша! Будешь потом локти кусать.
Андрей уже шагал вверх по дороге между бетонными плитами, поставленными вместо ограждения. Дальше и в самом деле располагался гаражный кооператив — подозрений у деда возникнуть не могло. А ещё дальше — садоводство, за садоводством — чистое поле. Там уж его точно искать не станут! Ночью, да в такой мороз, только идиот попрётся в эти бескрайние пространства.
Через минуту Андрей прошёл мимо ещё одной сторожки с полосатым шлагбаумом. А ещё через сто метров увидел забор, за которым располагался дачный кооператив. Дружно взлаяли собаки. Это было некстати, но ничего другого не оставалось, как пойти прямо на этот лай. Два барбоса сидели на заиндевевшей цепи и поджимали лапы, то левую, то правую. «И охота им в такой мороз из будки вылезать?» — подумал Андрей. Мороз и в самом деле был нешуточный. Пальцев рук Андрей уже не чувствовал, вместо носа у него была сосулька, а лицо горело и казалось чужим. Свитер пока ещё грел, но ноги отчаянно мёрзли. Валенки теперь были бы в самый раз. Андрей снова побежал, но сразу заболела грудь, лёгкие не успевали прогреть студёный воздух. Какая-то злая сила железным обручем сдавливала тело, не позволяя сделать глубокий вдох.
По обеим сторонам жутко темнели дачные домики. Недолго поколебавшись, Андрей свернул к одному, прошел по заснеженной тропинке на террасу, взошёл по деревянным ступенькам и дернул дверь. Жиденький замочек болтался на двух петлях. Андрей двинул дверь ногой, и та слетела с шарниров, грохнулась внутрь. Электричества, конечно же, не было. Андрей пошарил на вешалке — там висела какая-то одежда. Халат, штормовка, телогрейка… В кармане телогрейки оказались верхонки — почти новые, утепленные. «И то дело!» — подумал Андрей. Телогрейку попробовал натянуть на куртку, но та оказалась мала. Шарф бы не помешал — но откуда в летнем дачном домике шарф?
На кухне нашёл прошлогодние спички и огарок свечи — это тоже не помешает. На ноги бы натянуть что-нибудь потеплее — да ничего не подвернулось в темноте. Андрей вышел на улицу и стал подниматься в гору. Это был затяжной подъём. На самой макушке горы садоводство закончилось. Дальше пошли пустые пространства — спуск по заснеженной дороге, затем новый подъем — так до самой Максимовщины. Можно было взять влево, выйти на Мамоны и далее двигаться по асфальтовому шоссе, это было рискованно, но заметно облегчало задачу. Поколебавшись, Андрей решил рискнуть. Сразу за садоводством повернул влево и побежал вдоль покосившегося забора из чёрных досок. Бежать было тяжело, ноги вязли в рыхлом снегу. Здесь была просёлочная дорога, но зимой по ней никто не ездил, и дорогу замело. До Мамон было километра два, и нужно было терпеть — во что бы то ни стало! В эти минуты решалась его судьба. Если он сумеет выбраться из города — тогда всё будет нормально. А если его возьмут в эту ночь — тогда ничего нормального уже не будет. Тогда всё будет плохо. Тогда вообще уже ничего не будет.
Терпение… — эту науку он превзошёл в совершенстве! Когда тренировался до седьмого пота, когда отжимался на кулаках по двести раз кряду, когда подтягивался на перекладине длинными сериями по двадцать пять подтягиваний с минутным отдыхом, и когда бегал кроссы в таком темпе, что легкоатлеты крутили пальцем у виска…