И всю ночь с перерывами продолжалось все то же — осторожные шаги вокруг дачи, собачья истерика Фунтика, молчание в ответ на окрики. Наутро Фунтик, не успев выйти во двор, опять с воем влетел в комнаты — понюхал неясный след, отпечатавшийся в сырой земле луковой грядки.
В эту же ночь Марина Горшок столкнулась с бичом, выйдя под утро в уборную. Уже светало, пели птицы, а возле деревянной будочки вдруг вырос, поднявшись над забором, какой-то очень страшный человек, одетый в развевавшееся рубище. Марина уже прошла больше половины расстояния от дома, но этот человек, появившийся внезапно и бесшумно, так потряс воображение Марины, что она мгновенно с визгом кинулась к дому. За ней никто не побежал, но вроде бы чуть позже человек подошел вплотную к дому, обошел его и исчез неизвестно куда. Соседи визг Марины слышали, но никто и не подумал выйти.
Все садоводство оказалось терроризировано загадочными бичами, на которых не было управы. Даже самые малообеспеченные люди, никогда не боявшиеся взлома («у нас все равно и брать-то нечего»), стали укреплять двери, заменять замки на более надежные и уж, конечно, не шатались по ночам, а, едва гас закат, старались сидеть за запорами.
Трудно сказать, что из дальнейшего было на самом деле, а что вызвано некоторым напряжением и нервозной обстановкой в садоводстве. Рассказывали, что Елена Григорьевна, прожившая в поселке всю жизнь, то есть больше шестидесяти лет, проснулась среди ночи и обнаружила, что кто-то смотрит на нее в окно, прожигая сверкающими, как уголья, глазами. Больше всех рассказывала об этом сама Елена Григорьевна; несколько дней ходила она из дома в дом, рассказывая, как на нее смотрел бич, и возмущаясь: что, мол, вообще делает милиция?! Скоро людей в своих постелях резать будут! Последнее вообще звучало смешно, потому что бич, как только Елена Григорьевна открыла глаза, тут же тихо ушел.
Юра Лифантьев и Оксана Громова тоже пережили потрясение, потому что ушли целоваться на торчащие у воды камни в устье Караульной речки, а когда все же решили вернуться, какая-то молчаливая темная фигура встала на их пути. Ничего плохого бич не делал, даже не сказал ребятам ни слова, но молодые люди как-то очень дружно решили в сторону бича не ходить и переправились вброд через речку, хотя и было уже холодно. И уже перед самой оградой дома Оксаны ребята опять услышали за собой шаги, и хотя бич ничего не говорил, а видели они его очень неясно, оба почему-то сразу опознали в силуэте старого знакомого, от которого недавно убежали.
В результате робкие попытки Юры все-таки уйти к себе домой пресекались Оксаной самым решительным образом. Нечего ему идти мимо ЭТОГО; если Юра уйдет, Оксана с ума сойдет, за него переживая, и к тому же она останется одна на даче… а если ЭТОТ полезет?! Сраженный последним аргументом, Юра остался, и якобы всю ночь кто-то ходил вокруг дачного домика.
Но тут очень трудно сказать, как на самом деле было дело, и не придумали ли ребята всю эту историю, чтобы провести вместе ночь. А даже если что-то и было, то не стали ли они пугать друг друга и преувеличивать опасность, чтобы остаться вместе на даче, но одновременно как бы и не быть в этом виноватыми?
Так же непонятно, насколько этот бич был виновен в удушении нескольких кур Феклы Степановны, или же все-таки кур задушил кто-то другой? Что душил человек, очевидно — у всех птиц головы были попросту свернуты набок. Но кто сказал, что, кроме бича, некому свернуть головы курам? И вообще — бич унес бы тушки с собой, а не бросил кур тут же, в разломанных клетках.
Уж совсем непонятно, с чем имел дело героический дядя Костя из ГИБДД и УВД, столкнувшись с бичом прямо на деревенской улице. Бич стоял себе и стоял, не говоря ни звука и только глядя в сторону милиционера, а тот, что уже ни в какие ворота не лезет, страшно перепугался. То есть он-то сам об этом не говорил, но когда дядя Костя вихрем влетел в домик, там как раз сидели, дожидаясь его приезда из города, трое очень решительных людей. Эти трое как раз и ждали дядю Костю для разговора, как лучше покончить с повадившимся бичом, и они, конечно же, обратили внимание, в каком состоянии ворвался в дом дядя Костя.
— Странный он какой-то… очень тощий, ребра все наружу, и молчит…
Так более чем неопределенно прозвучало объяснение дяди Кости, когда его попросили рассказать, что же случилось.
Еще через день Степан Петрович, заядлый охотник и рыбак, специально просидел всю ночь, держа между колен дробовик 12-го калибра. Только под утро он услышал как будто движение возле веранды, а потом кто-то осторожно стал подниматься по ступенькам. Степан Петрович так же осторожно вышел через другую дверь и стал тихонько обходить свой дом. Степан Петрович ходил в своей жизни на лося, на кабана и медведя и был в себе совершенно уверен. Стояло четыре часа утра, мир представал серым, холодным от росы и от серого неба с полузакатившейся луной. Бича Степан Петрович увидел совсем не там, где ожидал, — не на веранде, а уже отошедшим метров на двадцать от дома. Позже Степан Петрович никак не мог объяснить, как же он успел так быстро отойти на такое большое расстояние.
— Стой, стрелять буду!
Но тощий бич уходил по тропинке между огородами, как будто и не слышал ничего.
— Стоять! Стреляю! — заорал Степан Петрович, и его вопль слышался, должно быть, на километры в этой предутренней гулкости. Но бич шел как шел, не думая обращать внимания на вопль.
Степан Петрович саданул в небо из правого ствола — пулей. Тут же проорав опять про «Стрелять буду!», выстрелил уже на поражение, картечью. Стрелял он хоть и в полутьме, но в крупный объект, и не сомневался, что попал. Во-первых, видел он, что прицел верен. А во-вторых, в момент выстрела бич явственно дернулся — его ударило картечью. Но и тут бич не издал ни звука и очень быстро ушел. Не убежал, а именно ушел. Степан Петрович был уверен, что не сводил с него глаз, пока разламывал ружье, опускал в стволы новые патроны: он умел это делать не глядя. И тем не менее бич куда-то пропал, и опытный Степан Петрович не нашел ни капли крови на лопухах, через которые шел бич после того, как в него уже ударили картечины. Как провалился, проклятый!