Какое-то мгновение никто не стрелял, только далеко, из зимовья, в тишине были хорошо слышны истошные вопли: продолжал надсаживаться Серега:
– Ребята, вас надули! Парни, вы за говнюков воюете!
И раздался встречный голос:
– А гарантии?
– Да какие тебе еще гарантии?! На меня посмотри! Если хошь – в заложники возьми!
И тут включился Миша, переводя Тоекуде:
– Ребята! Нам вашей крови не надо! Нам надо взять тех, кто прячется от вас в избушке! Сдайте оружие, и никто вас не тронет!
– Ага, «сдайте оружие»! А какие гарантии, что вам правда крови не надо?!
Все орали, но больше никто не стрелял.
Перед Тоекудой засветила перспектива окончить дело, не проливая больше крови, и он спешил ею воспользоваться.
Только всеобщим ором и можно было объяснить, что вертолеты подошли так близко, а их никто и не заметил.
Четыре вертолета делали круг над долиной. И зазвучал механический голос:
– Всем бросить оружие! Лечь на землю лицом вниз! При сопротивлении огонь открываем без предупреждения! Что, непонятно?! Повторяю для особо одаренных: всем бросить оружие! Лечь! Сопротивление бесполезно! Открываем огонь!
Позже, конечно, его имя уже стало известно, а в тот момент ни Тоекуда, ни Миша не поняли, у кого это не выдержали нервы. Один из разбойничков вдруг судорожно кинулся бежать. Было что-то невыносимо страшное в этом бессмысленном броске по чавкающей тундре, между жалкими редкими лиственницами. Что стояло за этим бегом? Чего так испугался этот несчастный? Что в его прошлом заставляло выбрать бег в безлюдье, бездорожье, на почти верную гибель?
– Стоять! Открываем огонь! – ревел механический голос.
Вертолет прошел немного дальше остальных, на нем словно заработала турбина. Видно было, как железная метла мела за беглецом, как приближались к нему отрубленные сучья, дернувшиеся от удара стволы, разлетевшиеся кочки – траектория пулеметного огня. Все, кто могли следить, затаили дыхание, и именно в этот момент человек словно споткнулся и упал. И тут же кончила реветь турбина, а вертолет зашел на посадку.
И опять в уши ворвался механический, железный голос:
– Всем бросить оружие! Лечь на землю! Сопротивление бесполезно!
И машины начали садиться, кроме одной, которая широкими кругами барражировала над долиной. Из вертолетов высыпали парни ростом в среднем под два метра, лица их были закрыты вязаными шапочками с прорезями для глаз. Парни явно были готовы обижать кого угодно и даже специально искать, кого бы здесь можно обидеть. Никого не били, ни в кого не стреляли, и более того – раненым сразу же стали оказывать помощь. Но сопротивление и правда было не особенно осмысленным.
Спецназовцы сдавались без проблем. «Зарплата хреновая, годичные контракты эти…», – примерно так бормотали, пока ловкие руки охлопывали, проверяли, доставали, сносили ближе к вертолетам.
Спецназ вел себя как военнопленные, уголовники же, по укоренившейся привычке, как задержанные: сдавались, швыряя оружие под ноги победителям, ощеривая пасти, с агрессивными и одновременно трусливыми взглядами, жестами. Именно они ухитрились вызвать массу негативных эмоций, которых изначально вовсе не было у победителей.
Суматоха, мельтешение боя сменились налаженным процессом капитуляции, и Тоекуда начал наблюдать, благо оружия у него не было и он мало у кого вызывал интерес.
Один из вертолетов сел вблизи зимовья. Дверь избушки распахнулась, и Михалыч вышел с поднятыми руками. Высокий парень без камуфляжа мчался прямо на него, и Михалыч не успел посторониться. Парень сшиб его навзничь, не удержавшись, сам плюхнулся на лежащего, и короткие кривые ноги Михалыча как будто в диком танце задрыгали в воздухе. Тоекуда сразу не понял, что вопли, поднявшиеся в избушке, издают не в пылу драки, не от страха. В избушке вопили от восторга. И тогда Тоекуда стал действовать:
– Граздане! Я иносранес, из Япан… Вот документа… Где я могу говорир гравным?
Обалдевший мальчик из ОМОНа искренне считал Тоекуду братом своим меньшим из южной солнечной республики бывшего Советского Союза. Тупо уставившись в паспорт, он лишь очень постепенно проникался ощущением своей неправоты.
– Вон главный… Возле вертолета.
Там, куда показал мальчик, между зимовьем и вертолетом, клубилась небольшая толпа. Тоекуде показалось, что люди в толпе словно бы движутся по сложным орбитам вокруг двоих, стоящих в центре. Один был огромного роста мужик в камуфляже, второй, к его облегчению, был Михалыч. Кажется, дела шли к лучшему.
И подойдя к группе (мальчик бесшумно топал следом), Тоекуда сразу же обнялся с Михалычем, вызывая радостные вопли экспедиции, веселое оживление Бортко.
– Господа, господа, объятия и все личные дела, пожалуйста, потом. Сейчас я обращу ваше драгоценное внимание вот на что: только тут, – Бортко обвел рукой некий круг, очерчивая пространство, в котором велся бой, – находится трое покойников, те, о которых мы точно знаем, очень может быть, есть и еще. И раненых с огнестрельными ранениями, числом до пяти. Давайте разберемся с этим, если вы не возражаете.
Тоекуде вновь пришлось прибегнуть к помощи переводчика – Миши.
– Один из этих покойников – ваша работа, – бесстрастно сказал Тоекуда. – Уже одним меньше, верно? Остальные убиты бандитами, напавшими на лагерь экспедиции.
– Заявления мы вам напишем, – подхватил Михалыч, – без сомнения.
– А вы, значит, никакие не бандиты?
– Я командирован Токийским университетом и председателем национальной программы «Серое вещество». А это, – Тоекуда положил руку на плечо Михалыча, – начальник моей экспедиции, посланной на поиски реликтовых животных.
– Да, я уже слышал, мамонтов.
– Не только мамонтов…
– Есть и мамонты – два ископаемых трупа, вон там, – вмешался в разговор Андронов, – а есть и медведи, и что-то еще непонятное…
– Что значит – непонятное?
– Не понять: не зверь, не человек… На Коттуяхе видели следы.
– А документы у вас есть?
– Простите, на что документы? На зверолюдей? На них нет.
– Вы в командировке? Вы командировали этого человека?
– А-ааа… Конечно, вот!
Тоекуда мгновенно извлек из кейса какие-то усеянные печатями, жуткого вида документы на бланках.
– Ага… А с другими членами экспедиции вы заключали договор?
– Я заключал, – вставил Михалыч. – Это уже моя задача.
– И эти договоры уже составлены? Их можно посмотреть?
– Можно, в Карске…
Не округли Михалыч глаза так честно – Ведмедь наверняка поверил бы.
– Ну и какие у вас планы?
– В зависимости от результатов экспедиции…
– Кроме следов – есть результаты? – повернулся к Михалычу Бортко.
– Вам же говорили – вон, две туши мамонтов ледникового периода…
– А я думал, преувеличивает мой сотрудничек, – протянул Бортко, указывая на Павла.
– Нет, скорее преуменьшил. Мамонтов точно два, и один начал изрядно разлагаться. А может быть, есть и еще. Ну, и что будете делать?
– Зависит от воли начальства…
Поощряемый кивком Бортко, Тоекуда заметил солидно:
– Необходимо извлечь хотя бы того мамонта, который начал разлагаться.
– И хотите увезти его в Японию… Я правильно понимаю?
– Совершенно неправильно. Мамонт – достояние международной общественности. Когда его извлекут и удалят сгнившие части, его будут изучать люди из дюжины стран. А чучело мы потом выставим в нескольких крупнейших музеях мира.
– Ну хорошо… А вся эта частная война, как ее прикажете понимать?!
– Оружие у нас или свое, или куплено официально. И документы на него есть. А насчет тех, кто на нас напал, тот пускай и отвечает сам.
– Резонно. А как насчет тех, кто здесь воевал с этими, с людьми Чижикова?
– Вы имеете в виду Агентство космических дел? Простите, вот еще один договор. – И Тоекуда действительно извлек из кейса и передал Бортко бланк договора. – То, как они решают вопросы приобретения и ношения оружия и прочие, согласитесь, не мои проблемы. Но я прошу вас поговорить с руководителем агентства.