– А вам, – очень официально обратился Тоекуда к Михалычу, – вам надлежит немедленно приступить к раскопкам и подготовке мамонта к транспортировке.
– Слушаюсь, – так же сухо ответил Михалыч.
– То есть вы предлагаете своих наемников из этого агентства так сказать, в качестве вершителей правосудия? Я правильно вас понимаю? – проявил Бортко редкое умение говорить о том, о чем совсем не хочет собеседник.
– Не в качестве вершителей, – мягко поправил Тоекуда, – а в качестве помощников правосудия. В конце концов, эти люди могут дать показания о том, что видели и слышали…
– И что делали, как я понимаю? – проявлял Бортко все те же качества.
– Несомненно, и что делали, – кротко согласился Тоекуда.
– А рассказанное вашими людьми, – веско закончил Бортко, – мы сравним с тем, что нам расскажут, например, эти два молодых человека. Судя по всему, они как раз идут, чтобы давать показания.
Действительно, Саня Ермолов и Саня Харев шли давать показания, сопровождаемые почти двухметровым мальчиком. А Витька Ленькин загребал сапогами землю и вид имел такой, словно не он шел, а его вели или даже, может быть, тащили.
– Господин майор! Прошу вас арестовать этого сомнительного человека и этого иностранца!
Ведмедю явно стало интересно:
– А на каком основании?
– Как присвоивших труп мамонта и… – тут Ермолов изрядно потужился, даже немного покряхтел от интеллектуального усилия, – как стремящихся нанести ущерб государственным интересам Российской Федерации.
Михалыч раскрыл было рот… Бортко сделал неуловимо быстрый жест, и Михалыч, как ни странно, заткнулся.
Бортко повернулся к Ермолову, и его лик выразил такое сочувствие, такое проникновенное желание помочь, что у людей поумнее одно это вызвало бы желание немедленно убежать подальше.
– Ага, ага, присвоение, да?! Так это, значит, ваш мамонт, я правильно понял?
– Да, его нашла наша экспедиция. Мы имеем на него право!
– Ага. Вы разводили мамонтов?
– Нет же, их живых больше нет, мы нашли…
– Ага… Вы застрелили мамонта? Нашли мамонта? Заполевали? Как будет точнее?
– Мы нашли…
Харев высказывался точнее Ермолова:
– Экспедиция Школьного университета нашла ископаемый труп мамонта. Мы хотели использовать его для нужд учебного процесса, но отсутствие средств заставило нас привлечь японский капитал.
– Ага, – развлекался Бортко. – А вы, значит, – обернулся он к Тоекуде, – вы и есть японский капитал?
– Я и есть. И я хотел бы сделать вам официальное заявление…
– Сейчас и сделаете. Так, значит, вы привлекли господина Тоекуду. Простите, а контракт у вас с ним подписан?
– Контракт у Чижикова, в Карске. Этот контракт был нарушен господином Тоекудой, который вошел в преступные отношения с господином Андреевым с целью попытки похищения мамонта. Я прошу еще раз арестовать этих преступников.
Лик Бортко излучал почти небесную кротость.
– Простите, а когда вы отыскали этого мамонта? Судя по запаху, давненько.
– Мамонта нашли в прошлом году. Сейчас мы были должны…
– Ага, ага! Скажите, а почему не было нигде и никакого сообщения о том, что была сделана такая находка?
– Ну-у. Ажиотаж, понимаете, нежелание привлекать внимание разного рода авантюристов, в том числе международных.
И при последних словах Саня Харев неодобрительно покосился в сторону Михалыча. Тот гадостно, ехидно ухмылялся, но не произносил ни слова.
– Ага. Но вы ведь не известили и никакие научные учреждения, ни в России, ни за рубежом. Никто не слышал об этом мамонте. Или вы считаете, что руководство Академии наук – это тоже шайка аферистов?
– Но ведь есть же такая вещь, как приоритет! Мы сделали уникальное открытие! Так почему мы должны были кому-то его отдавать!
– Ага, ага. То есть вы считали, что мамонта должны извлечь именно вы сами? Ваша фирма?
– Что вы имеете в виду под фирмой? – позеленел Харев от бешенства.
– Как отвечает на такие вопросы мой старинный приятель из Одесского угрозыска, «что имею, то и введу» (физиономия Харева приобрела свекольный оттенок). А имел я ввиду экспедицию Школьного университета. Я не ошибся? Все верно?
Харев кивнул.
– Ну так, значит, вы полагали, что именно вы должны извлечь из земли мамонта?
– А разве это нарушение закона?!
– Ну что вы. До нарушения закона мы еще дойдем, уверяю вас. А пока я хотел бы кое-что понять. Вот ваша экспедиция оставила этот труп мамонта на месте находки. Вы просто не смогли его вынуть отсюда, изучить и вывезти? Я правильно понимаю?
– Пока правильно.
– А если бы ваша экспедиция обратилась к властям и в ту же Академию наук, как вы полагаете, нашлись бы средства для извлечения и для транспортировки?
Харев как воды в рот набрал.
– То есть вы, чтобы сохранить этот самый… этот… – Бортко защелкал в воздухе пальцами.
– При-о-ри-тет, – по слогам подсказал Михалыч самым шелковым голосом. Харев и Ермолов кинули на него злобные взгляды.
– Во-во… Приоритет. Чтоб сохранить приоритет, вы согласны были, чтобы уникальный труп валялся и разлагался. Чтобы вам сохранить приоритет, то ничего страшного, пусть себе мамонт здесь валяется и воняет?! Я правильно излагаю?
– Вы извращаете наши слова, – твердо заявил вдруг Харев.
– Все это решал Чижиков! – брякнул вдруг Ермолов сплеча.
– Кстати, а разве приоритет зависит от того, кто привезет труп мамонта в город? – внезапно спросил Бортко, повернувшись к Михалычу.
– Разумеется, нет, – поморщился тот. – Приоритет – это сведения о том, кто нашел и кто первым изучил. И все.
– Ага… Значит, сокрытие находки могло иметь другие цели? – задушевно спросил Бортко.
Оставалось еще раз удивиться его незаурядному умению вести беседу – Бортко ухитрился обратиться как бы одновременно и к Хареву, и к Михалычу. Михалыч не произнес ни звука, но улыбался так, что даже Витьке Ленькину захотелось его задушить.
– Ни слова больше не скажу без своего адвоката, – так же твердо заявил Харев.
– Все это решал Чижиков! – сказал, как отрезал, Ермолов. – Вот ему и задавайте все вопросы! А мы что? Мы кто? Мы – подай-принеси, мальчики на побегушках…
– Ага, ага. Я бы охотно спросил кое о чем господина Чижикова, определенно спросил бы. Но вот, к сожалению, сделать этого я никак не могу. Никак. Потому что господин Чижиков третий день пребывает в жесточайшем запое. В таком, что вопросов моих он просто-напросто не в силах будет понять. Вы знаете, что такое запой? – обратился к Ермолову Бортко.
Ермолов оскорбленно промолчал.
– Тогда вопросы надо задавать господину Акулову! Он заместитель по всем вопросам!
– Но его, как я заметил, здесь нет? А где он, господин Акулов? Вы не могли бы подсказать?
– Акулов пропал во время преследования Миши, – оживился Харев, мгновенно забыв обещание – ни слова не сказать вне общества адвоката. – Этот человек убил нашего товарища, и этому есть множество свидетелей! Акулов побежал за ним и пропал! Наверное, Миша его тоже убил!
– А кто этот Миша, простите?
– Я же вам… – влез было Павел в беседу, но Бортко пресек его буквально одним жестом.
– Павел, лучше б ты сейчас сходил… Ага. Он и сам сюда идет, что характерно. Простите, вы и есть Миша Будкин? Оч-чень, оч-чень интересно! Скажите, а зачем вы убили Вовку Акулова, а? Убивать нехорошо.
Миша издал неопределенный звук и начал на глазах синеть. Бортко наблюдал с любопытством.
– Я вовсе…
– Ну, ну… Так где Акулов, говорите?
Бортко поощрил его жестом, и Миша, к удивлению собравшихся, вдруг очень густо покраснел.
– Акулов работает. То есть живет. В общем, он стал женой… ну то есть пидором…
Ермолов двинулся на него с оскаленным лицом, вытянув руку со скрюченными пальцами. Наткнулся на взгляд Бортко и остановился, переводя дыхание.
– Так-так, Миша, можно подробнее?
– Нас захватили зверолюди. Такие дикие, мохнатые. Вот их ребята все видели – и Костя, и Фома, и Гарик, и Вадим. И товарищ полковник с товарищем старшим лейтенантом. Ну вот, один самец – такой большой, мохнатый. Он и того…