– Между прочим, Евгений Михайлович, если захотите тут у нас покопать, рабочие руки всегда нужны…
Бортко ухмыльнулся, задумчиво почесал голову:
– Вряд ли…
– Кстати, Михалыч, для вас поганое известие, кажется, кончик хобота уже подгнил. Не успели мы…
И тогда присутствующим был явлен еще один из многих образов Михалыча: перекошенный от ярости.
– Ну, если они думают, что это им пройдет даром…
– Вот чтобы не прошло, со мной надо дружить, между прочим!
– Вот мы вас и приглашаем! – тут же нашелся Андрей.
Шла рутина крупного задержания, сразу со многими фигурантами. Кого-то вели, а кого-то и тащили к вертолету.
Сотрудники «охранного агентства», осчастливленные, что пойдут свидетелями, собирались восвояси и дружно давали показания. Тоекуда за руку попрощался с Мишей и Васей. Миша почти всплакнул от умиления. Тоекуда знал цену воровской сентиментальности и как-то не очень вдохновился.
И занялся делом, волновавшим его больше всего последние недели: отвел в сторону Витьку Ленькина, а Мишу попросил быть переводчиком.
– Простите, Витька. Мамонт, которого я видел в фильме, – это он, я уже вижу. Но как же все-таки он шел? Я догадываюсь, но хотел бы услышать от вас.
С полминуты Ленькин переминался с ноги на ногу, сопел, стреляя глазками по сторонам. И наконец решился:
– Я расскажу. Но за это вы исполните одну мою просьбу. Идет?
– Если смогу.
– Вам это совсем даже нетрудно. А мне очень важно.
– Ну так что вы сделали с мамонтом?
– С самим мамонтом – ничего. Мы его сняли на видеопленку и поместили в компьютер.
– В смысле, поместили данные?
– Ну да. И стали оживлять. Что надо – я дорисовал.
– Применялись аниматоры?
– Конечно, и они. Но главное – я рисовал. Месяца два ничем другим не занимался. Всякие мелочи. Например, ну нет у него хвоста. То есть хвост есть, конечно, но он же под землей, не видно. Его надо рисовать. Потом я же не видел, как он ходит. Ну, смотрел фильмы про слонов и рисовал – как ногу сгибает, как ставит…
– Но я совсем не замечал, что фильм рисованный!
– Это и было самое трудное. Главная цель и была, чтоб ничего не заметно…
– Не сохранилось никаких материалов?
– Если и сохранились, только у шефа. Чижиков меня в подвале усаживал, в полной секретности. У меня даже ключа своего не было, он только сам меня приводил, сам уводил.
– Удивительно. Вы же очень талантливы, Витька. А работаете у Чижикова, чем-то совершенно несерьезным занимаетесь… Чуть ли не портфель за ним носите. Ваше место – в художественном кино, в документальном, в видеосъемках. Вам же везде будут рады, и будете иметь вы длинный рубль и длинный доллар. Чего вы у него сидите?
– Ну как же. Наука. Он обещал, кандидатом наук сделает…
– Если бы вы от него ушли, давно бы были кандидатом и кем вообще захотите. А что он сдержит обещание, вы верите?
– Не знаю. Но вы тоже обещали. Пожалуйста, возьмите меня отсюда!
Пожилой пацан даже ручки сложил молитвенно.
– Отсюда – это в Карск? Вы и так туда попадете.
– Нет, вы меня в Японию возьмите!
– Простите, но там много людей работают в цветном кино и, честное слово, не хуже…
– Ну так возьмите экспонатом!
– Кем-кем?!
– Ну вы же выставку делать будете. Про Сибирь. Ну так давайте, я у вас буду человек, которого зверолюди у себя держали… Как жену…
Пару минут Тоекуда обалдело таращился на Витьку: предложение было из тех, которые запоминаются.
– Уважаемый господин Витька. В этом предложении я не заинтересован: мне нужны подлинные экземпляры. Вот если поймаете Акулова, милости просим, и не сомневайтесь, я хорошо заплачу. Но в Карск вы полетите в вертолете со мной и с уважаемым господином Бортко. И если постараетесь, то можете пойти свидетелем.
– А я и есть свидетель, я и не стрелял даже.
– Почему?
– Не хотелось. Не тот человек Чижиков, чтобы кровь за него проливать – и свою, и чужую. Меня Михалыч лет двадцать назад предупреждал, говорил что-то про Чижикова. Зря не слушал, честное слово.
Ленькин грустно засопел, от безнадежности махнул рукой.
– Вот в этом вы и попытайтесь убедить господина Бортко.
Тоскливо сопя, Витька Ленькин занялся привычным делом – копал в носу с отсутствующим видом.
А Тоекуда был уже занят совсем другими вопросами, подводил к Михалычу Анатолия, Серегу, других разбойников поприличнее. Михалыч как раз бегал с Бортко по раскопу, смотрели и второго мамонта.
– Михалыч, прошу вас взять еще пятерых моих людей…
– Вообще-то, люди не помешают, – протянул Михалыч нерешительно.
– Им нужно скрыться из города? – мимоходом уточнил Бортко.
– Вступили на путь исправления, – решительно ответил Тоекуда. – А расходы на людей – помимо наградных. Вот только мой совет: слетайте-ка вы сегодня на вертолете!
– Зачем?!
– А затем, – внушительно ответил Тоекуда, – что я не хотел бы вычитать из вашего гонорара стоимость сотового телефона, – и не выдержал – расплылся в радостной улыбке до ушей.
Михалыч бледно усмехнулся. А к нему уже шли спецназовцы – как ни странно, с Мишей во главе.
– Михалыч… Тут ребята просятся…
– Куда просятся? На горшок?
– Ну зачем вы. На работу просятся.
– Гм… Им что, очень уж в город не хочется?
– По правде говоря, совсем не хочется…
– Миша, спроси Тоекуду. Скажи, я не против, но деньги дает только он.
– А вообще люди нужны?
– Ты же сам видишь – копать не перекопать, да и зверье появилось.
– В тот раз шли – еще не то делалось!
– В тот раз вокруг людей не было, ни одного человека. Сейчас все пуганые стали, но ведь что будет – неизвестно. Охотиться – надо, отгонять зверье – тоже надо…
– В общем, берете?!
– К Тоекуде иди, к Тоекуде…
Сгущались сумерки, заменяющие северную ночь, выкатывались солнце и луна, одновременно в разных концах неба. Стало прохладнее, даже Андрей надел куртку.
На раскопе шевелился целый муравейник, и ученые предупреждали честно – отдых будет, когда удалят и выкинут последний кусок тухлого мяса. А до того будет аврал и аврал.
– В три смены?
– Будет надо, и в четыре.
Алеша с Женей тянули веревку, вбивали колышки через метр – делать метровую сетку. Андрей с самыми крепкими ребятами раскапывал рыхлую землю, отбрасывал ее подальше.
Игорь с Михалычем рубили, резали, выбрасывали на-гора протухшие куски древнего слона. Слышалось чвяканье топора о метровые пласты мяса, они выбрасывали огромные куски, переносили их ниже по реке.
Согласный общий труд, с понятной целью. Тем ведь и привлекает экспедиция, тем и интересна была она всем, кто сейчас рвался в нее попасть. Уже сейчас виден был этот совместный труд и уже заметен результат.
Совсем была бы экспедиционная идиллия, если бы не страшный смрад.
Дольше часа в раскопе не выдерживал никто. Одурев от чудовищной вони, люди шли к Исвиркету, смывая усталость в прозрачных ледяных струях реки.
Глава 23
Сны
Весна и лето 1998 года
Весной, ранним летом, пока прибывает день, в конце первой половины года людям снятся странные, необычные сны. Весна идет на север, день прибывает, и ночи светлые, короткие, а человек спит немного и высыпается легко и быстро. Закаты в это время прозрачные, их краски легкие, летучие и нежные. Есть что-то нереальное в этих закатах, и людям снятся после них такие же прозрачные, нереальные сны, такие же летучие и нежные.
В начале этого пронизанного светом, золотым светом прибывающего солнца лета Жене Андрееву снилось, как он играет в компьютерные игры в Японии, и почему-то именно на острове Шикотан. Женя просыпался и никак не мог понять, почему именно Шикотан?! Но засыпал, и все повторялось, а почему – он не знал.
Печенюшкину снился мамонтятник. Что он разводит мамонтов и построил мамонтятник – огромный, голов на пятьдесят. Снилось, как на конгрессе в Зимбабве его венчают лаврами нового Галилея и Коперника, вместе взятых, а мамонты сопят в соседнем зале.