Хотя как будто вот именно этих, может быть, принесли сюда и посадили. Или они сами пришли, чтобы умереть именно в этом гроте. Ведь никак не могли принести похоронить сюда вот этого, сидящего с краю, в черном бушлате, с лицом пожилого русского мужика.
Ирина прошла вдоль сидящей шеренги покойников, с особенным вниманием вглядывалась в лица, рассматривала одежду, шапки, кожаные круглые бубны. Ирина знала, что это — шаманские бубны, и поняла, что хоронили здесь людей не всяких. А если они сами приходили умирать, то не случайно.
Редко-редко, через равные промежутки, падала капля, прямо на самое острие странного красного камня. Ирине хотелось сесть… если не возле трупов, то с другой стороны, сидеть и думать, думать, думать… О вечности, о об этих людях здесь, о самой себе, о пещере, о других местах, которых уже не увидит. В девятом классе можно было поехать во Львов на две недели, надо было только доплатить, и не такую громадную сумму. «Успеет!» — бросила тогда мама, папа был другого мнения, но как всегда, промолчал. А теперь Ирина никогда не попадет во Львов. Она никогда не успеет. Но и об этом думалось как-то спокойно, в такт редко капающей воды. Хотелось покоя, тишины, неторопливого думания о вечном. То ли Ирина устала так, что не было сил на другое, то ли начала действовать пещера с красным камнем — ведь в других местах такого не было.
А Павел маялся уже, стремился действовать.
— Ну что, пошли дальше?
— Куда, Паша?!
— А какой смысл сидеть? Пойдем — может быть, еще куда-нибудь и выйдем.
— Ну пошли.
Перед глазами Ирины ясно стояли покойники. А может, они тоже, как они, куда-то шли, надеялись выйти в знакомые места и на поверхность, кружили, пока были силы? А потом сели и сидели долго, очень долго — несколько десятилетий, а может быть, даже веков. Впрочем, что об этом думать? Все придет само, и уже скоро.
Павел двинулся уже к узкому ходу из зала с красным камнем-фаллосом, когда дети оба почти сразу, независимо друг от друга, уловили звук легких, словно летящих шагов из главного коридора. Опять пещерные галлюцинации…
Но он повторялся, нарастал, он был слышен уже хорошо — звук приближающихся шагов. Мягкие тяжелые шаги кого-то большого и сильного, шедшего по коридору без света (а значит, «своего» в пещере). Вместе с шагами слышался какой-то непонятный, совершенно необъяснимый шорох. И настал момент, когда дети окончательно поняли — им вовсе не чудятся эти мягкие тяжелые шаги. Кто-то стоял за выступом скалы, в пространстве основного коридора, всего в нескольких метрах, но недосягаемый для света. Кто-то переменил ногу, вздохнул, и опять раздался тот же шорох.
Чисто инстинктивно Ирина прижалась к парню. Так же инстинктивно Павел проверил, как выходит нож из ножен, и помешает ли ему Ирина, если что-то сейчас начнется.
С минуту была тишина. И дети, и существо за поворотом хранили полное молчание. А потом прозвучал резоннейший, но дико звучащий вопрос:
— Ну и что вы тут делаете, а?!
Звучал мужской, слегка трескучий голос, и трудно описать впечатление, произведенное словами существа.
— Ты кто?! — только и нашел что крикнуть Павел.
Сопение. Существо переминалось с ноги на ногу (вроде бы стоит вертикально — делал выводы Павел).
— Отец Андрей меня зовут. А вы кто? И откуда?
— Мы люди… А ты чей отец?
Опять шелест чего-то о камень, громкий вздох.
— Священник я. Всем христианам отец. Погасили бы свет, и я выйду.
Ага! Существо показало свою принадлежность пещере! Оно часть пещеры, и ему не нужен свет!
— Не подходи! А то перекрещу! — Ирина наконец-то нашла применение кресту, висевшему на шее до сих пор безо всякого видимого смысла: зажала его в кулаке, махала в сторону создания в коридоре.
В основном коридоре сопели, переминались с ноги на ногу, шелестели.
— Вот дурные, — бормотали там. — Нечистой боитесь, ребята? Так чего в пещеру лезли, раз боитесь?! Ясное дело, здесь нечистая и водится, самое ей в этих краях место…
— «А чего нас бояться!» — вспомнила Ирина конец анекдота, и так он был к месту, что невольно дети заулыбались.
— Бояться надо не меня, честной образ креста Господня на себе носящего, — веско донеслось из-за стены, — я тут к свету глаза приучаю, а они уже невесть что и подумали!
Теми же мягкими шагами из-за скалы выдвинулось вертикальное, и дети опять нервно вздрогнули, Ирина прижалась к Павлу, схватилась руками за его руку.
Перед ними стоял мужик с горящими запавшими глазами, с волосами ниже плеч, одетый в куртку, сразу видно что из шкуры. На поясе болтался нож. В руке мужик держал несколько длинных деревянных стерженьков — то ли лучин, то ли прутиков — и больше совсем ничего.
Мужик заслонился ладонью от лучей света с касок.
— Ну и чьи вы будете, ребята? И что делаете здесь, если куда идти, не знаете?
— Мы шли с друзьями, потерялись… — Павел почему-то сразу же захотел оправдаться… Он сам точно не знал, почему.
— А ты… Вы знаете, как выйти из пещеры? — спросила практичная Ирина.
— Сейчас и пойдем. Я отец Андрей. Я пришел поклониться Шару, вот как.
— Что?! Шару?!
— А что вы так? Ну, Шару. Мы Шар чтим, у Шара спрашиваем, что и как.
— Мы тоже шли к шару… искали.
— А что его искать? Вот он…
И мужик махнул рукой куда-то дальше, вдоль основного коридора, туда, где дети еще не были.
— Покажете?!
— Ну, ребята… Ну, у вас дела. Шли с друзьями, друзей потеряли. Как назад вернуться, не знаете. Без света ходить не умеете. Как пройти к Шару, тоже не знаете… А что умеете, что знаете?
Молчание. Мужик с интересом рассматривал детей, а они так же точно — его.
— И давно блукаете тут?
— Сутки…
— Устали, поди?
— Устали. Выведите нас наверх…
— Ну, пошли.
— А шар?! — тут же вспомнила Ирина.
— Нет, ребята, Шар — в другой раз. Я у Шара уже был, а вы ж на ногах не стоите.
Человек прошел мимо ребят, обдав их странным кислым ароматом — наверное, запахом шкур, нырнул в проход к пещере с покойниками.
— Ну, здравствуй, Поликарп, — окликнул он крайнюю мумию, в одежде заключенного, и осенил себя крестным знамением. — Помянул я тебя, так и знай. Свеча тебе стоит и стоять будет. Хотел ты этого — так и будет тебе, пророк.
И повернувшись к ребятам, человек мягко, даже наивно улыбнулся:
— Ну что, пошли наверх?
— Ох, пошли…
— Что, без света идти не можете? Тогда хоть один фонарь уберите… Мне глаза режет.
— А вам он вообще не нужен, свет?
— Иногда нужен, глаза все-таки устают.
— Так по пещере вы совсем без света ходите?
— Конечно… Как по лесу ночью, так и здесь.
— Так давайте мы вам светить будем. Все-так вам будет легче.
— Не лукавьте, дети мои, и не бойтесь, выведу я вас. А свет… Да зачем он мне, столько света? От ваших фонарей света на сто людей хватит.
Отец Андрей пошел по коридору назад, нырнул в узкий-узкий лаз, куда детям и в голову не пришло бы просочиться, свернул раз и второй точно зная, в какие ходы идти нужно, а какие лучше игнорировать. Он шел по Пещере так уверенно, что и дети сразу же приободрились.
Каменный пол поднимался, впереди чуть-чуть, но забелело. Еще полсотни метров — и дети встали, закрывая глаза от этого пронзительного света. Что характерно, отец Андрей как шел, так продолжал идти, прямо в этот пронзительный, разрывающий глаза, океан света.
Минут десять минуло, пока дети смогли подняться по коридору, лавируя между глыбами, пройти уже не пещерой, а узким ущельем. Ослепительный для них, ранний утренний свет еле пробивался через тучи. Это был совсем другой, незнакомый ход, и от него до грота с покойниками было от силы полкилометра пещерного пути.
ГЛАВА 25
Гвардейский порядочек
18 августа 1999 года