Андрей Алексеевич, естественно, не преминул показать находку жене. Алевтина Ивановна постояла в центре круга, послушала, как шумит в соснах западный ветер. Потом подошла к тому самому тринадцатому метеориту и говорит:
— Ключ-камень это, Андрюшенька. Помяни мое слово, расшифруете надписи — много чего узнаете.
— К чему ключ-то, Алечка? — удивился профессор.
— К чему — не знаю, да только я теперь ничего не боюсь, — ответила ему жена. — Такое чувство, что меня этот лес, что вокруг, по голове погладил и позвал куда-то, где мы счастливы будем.
Не знаю, конечно, таким был разговор, или люди потом присочинили. Только с того дня Алевтина Ивановна стала как-то тихо задумчива. Помню, словно вчера было: сидит она у костра, улыбается огню, и видно, что хорошо ей, покойно.
А потом она исчезла. Про болезнь-то профессорши все давно забыли, никто за ней не следил. Поэтому и получилось, что никто не заметил, как она ушла из лагеря. Никому ничего не сказала, никого не предупредила. Исчезла — и все.
Искали Алевтину Ивановну неделю. Каких только догадок не строили! Про последствия инсульта вспомнили. Думали, что пошла куда-нибудь, в соседнюю деревню, например, а по дороге вовсе память потеряла, не смогла объяснить толком кто она и откуда. На маньяков грешили, хотя какие маньяки в крохотной деревушке? Откуда им взяться там? Разве что какой-нибудь местный алкаш, допившись до зеленых чертиков, ради мелочи на опохмелку решится на разбой пойти. Да и то — чушь, чего со старухи-то взять?
А через неделю нашли тело. Причем совсем недалеко от лагеря. И знаете как? По цветам. Кто-то заметил, что вокруг одной поваленной сосны лесные колокольчики растут так густо, словно голубую краску разлили или словно кусок неба на землю упал. Подошли поближе — в яме под выворотнем лежит Алевтина Ивановна. Удобно так лежит, рука под щекой, словно решила прикорнуть в тенечке и не проснулась.
И вот еще что странно. Все-таки неделю труп пролежал, должно было разложение начаться. Ан нет. Ничего, словно святые мощи.
Естественно, экспедицию свернули. Конечно, суеверие это, но археологи, если кто-то умер, обычно стараются больше не работать. Похоронили Алевтину Ивановну…
Потом занятия начались. Старик Сергиенко продолжал преподавать, хотя после смерти жены сильно сдал. Жалели его, сочувствовали: как он один теперь? Кое-кто из институтских дам начал было потихоньку к нему клинья бить. Всегда найдутся те, кто рассуждает с практической стороны: ерунда, дескать, что профессор — пенсионер по возрасту, зато квартира в центре города. То пирожков домашних ему принесут, то по поводу давно не стираной рубашки разговор заведут. Но Андрей Алексеевич всего этого словно и не замечал.
А поздней осенью мы опять в Карасево поехали. Я же говорила, что экстрасенсы те места на всю страну прославили. Вроде как там энергетика особенная, позитивная. Вот и нашлись умники, решившие эту самую энергетику продавать. Одна фирма решила построить там туристический комплекс для тех, кто хочет отдохнуть в красивых местах да еще и ко всяким тайнам и мистике приобщиться. Задумали прямо в отеле сделать небольшой археологический музей. В консультанты, естественно, хотели пригласить Сергиенко. Любят наши фирмачи, чтобы у тех, кто на них работает, побольше громких званий было. Профессор сначала отказался, на меня всю эту суету свалил. А потом вдруг сам напросился в Карасево.
Помню: погода как на заказ была. Тихо, солнечно. За ночь подморозило, так что до деревни мы докатили, как по асфальту.
Остановились у одного депутата сельсовета. Хороший мужик. Археологам постоянно помогал, а как о возможном строительстве в Карасево прознал — сразу засуетился. Отделение-то совхозное в деревне закрыли, работы людям нет. А тут — туркомплекс! На стройке обязательно рабочие понадобятся, да и потом — без дворников и уборщиц ни одна гостиница не существует. Так что деревне от тех коммерсантов — прямая польза. Поэтому депутат этот, Сергей Петрович, принимая дорогих гостей, расстарался, как мог. Приехали мы к обеду, только успели поздороваться, а на столе такое изобилие, какое не в каждом столичном ресторане увидишь. И борщ, и пельмени, и щурята жареные, и закуски-заедки всякие. Фирмачи «знакомиться» сели, а старик Сергиенко во двор вышел. Говорит: «Воздухом подышу и вернусь». А я… Что я? Ну, я выглянула во двор, он на завалинке сидит, на солнышке греется. Погода-то отличная… Небо такое… иначе, чем бездонным, и не назовешь. Голубое — даже смотреть больно. И ни облачка. Только голые ветви березы, что в палисаднике у нашего хозяина росла, розовеют в вышине.