Так что из всех вариантов тот, что предлагает Лили, — самое разумное. Я могу провозиться с мотором до темноты, когда ехать дальше будет уже бессмысленно. Что мы увидим ночью? Проще бросить «УАЗик» на дороге и прогуляться до курганов пешком. Вон они — на горизонте, по карте до них — не больше пары километров. Потом можно будет вернуться к машине, поставить палатку, переночевать и там уже решать, что делать дальше. Или я разберусь с мотором, или кто-нибудь проедет мимо, если дать денег — отбуксирует до трассы.
Сворачивая в Ивантеевку, я приметил заправку и рядом с ней — шиномонтажку.
Пока буду приводить в порядок мою «лошадку», туристы могут делать с курганами все, что им заблагорассудится.
Так какая разница, где ставить палатку?
Здесь даже удобнее — недалеко от дороги уютный распадок, по краю которого — полоса кустов, переходящая в редкий березняк. Можно набрать сушняка. Печка печкой, а небольшой костерок запалить не помешает. Живой огонь — всегда приятно.
— Хорошо, — сказал я. — Только заставь Лили надеть шапку. Холодно.
Они оказались продумками. Джеймс распаковал одну из бесчисленных сумок, вытащил из нее новенькие валенки, пуховики и комбинезоны на синтепоне. Лили замоталась в оренбургский платок, натянула капюшон. Теперь она походила на тех теток, что торгуют на уличных лотках.
«В такой упаковке можно гулять и в декабре, — усмехнулся я про себя. — Наверное, их предупредили об ужасных морозах. Хотя это и к лучшему. Мне меньше головной боли».
Я тоже переобулся — не в кроссовках же по мерзлой грязи скакать, — и накинул на плечо ремень кофра с фотоаппаратом.
— Идем! Идем быстро! — перевел Джеймс нетерпеливые возгласы женщины.
Впрочем, по-настоящему «быстро» они не умели.
Джеймс пыхтел маневровым паровозом, Лили сначала откинула капюшон, потом сдвинула на затылок платок.
Я перешел на прогулочный темп, время от времени останавливаясь, чтобы сделать снимок. Первый раз женщина недовольно зыркнула на меня, но когда я без труда догнал их, успокоилась.
А мне никак не удавалось поймать то ощущение, которое вызывала степь.
Не зима и не осень, но одновременно — и то и другое.
По-зимнему черные обнаженные ветви и по-осеннему черная колея дороги.
Белые мазки снега в ложбинах.
Любая мелкая неровность почвы, любая кочка, которую в другую пору и не заметишь, темнеет на светлом фоне, как настоящая гора. То, что обычно в тени, подчеркнуто яркостью снега, а то, что летом на свету, потеряло краски и кажется темным провалом. Нюансы коричневого и бурого, черного и серого, светлая охра пожухшей травы и темная — глинистых обнажений. Пуховики моих спутников, красный у Лили и голубой у Джеймса — кричащие цветные кляксы. Они слишком яркие, они неуместны на этой скудной, унылой и мрачной земле, словно фламинго в гусиной стае.
И все же я недооценил возможности Лили и переоценил ее спутника. Джеймс начал отставать от женщины, а та перла вперед с упорством носорога. Расстояние между ним постепенно увеличивалось. Когда я в очередной раз догонял парочку и поравнялся с Джеймсом, он уцепил меня за рукав:
— Подождите, Кирилл!
Я вопросительно взглянул на него.
— Кирилл, скажите, где достопримечательности?
Хм, Джеймс явно растерялся.
— Какие достопримечательности?
— Мы идем смотреть… смотреть Уйтас… могилы?
Не сразу и поймешь, о чем речь.
— Не могилы — курганы. Там несколько каменных баб…
Непонимающий взгляд:
— Бабы? Жительницы деревни?
— Скульптуры. Очень древние каменные скульптуры.
Джеймс кивнул.
— А что, Лили не объяснила вам, куда мы едем? — спросил я.
— Она говорила: могилы и знаки. И что нужно обязательно сегодня… она больная?
— Что? — не понял я.
— Крези… Сумасшедшая… Умалишенная… Шизофрения…
Похоже, Джеймс не готов к тому, что происходит. По мне — так с самого начала ясно, что только псих попрется в предзимье в сибирскую степь смотреть на каменных баб.
— Вам лучше знать, Джеймс, вы дольше знакомы с Лили, — уклончиво ответил я.
— Я не знать, — от быстрой ходьбы и волнения англичанин запыхался и начал путаться в формах глаголов. — Я хочу зарабатывать деньги. Хотел. Был думать: десять дней — очень мало.
— Ничего страшного, посмотрим на изваяния и вернемся к машине.
Но у Лили оказались свои планы.
Когда мы с Джеймсом поднялись на первый курган, она стояла, оцепенев, рядом с каменной бабой и смотрела на холмы, горбившиеся вдалеке от дороги. На вершине каждого темнел каменный монолит.