Указ Св. синода 29-го марта 1721 г. (Прим. автора.)
Светские же власти в отпор этим укоризнам со стороны лиц духовных вывели на вид, что "многие священники в поданных ими духовных росписях за 1716 и 1717 годы (самые первые после указа) многих детей своих духовных неисповедавшихся написали исповедавшимися, а действительно бывших у исповеди по злобе своей на них записали небывшими".
О злоупотреблениях в подобном роде завелось множество дел, шли бесконечные допросы, сыски и очные ставки, а между духовными и светскими чиновниками поднялась такая ожесточенная распря, что высшее правительство увидало необходимость быстро и энергично вмешаться в это дело и дать ему другое направление.
III
Десятого и семнадцатого марта 1718 года последовали высочайшие указы, которыми (10 марта 1718) категорически определялось: "по сколько именно надлежит брать штрафа с разного звания людей, отбегающих исповеди". Назначено брать "с разночинцев и посадских в первый год по одному рублю, во второй - по два, а в третий - по три, а с поселян в первый раз по десяти денег, во второй по гривне, а в третий - по пяти алтын". А чтобы штраф за небытие взыскивался без попустительства и без пререканий между особами светского и духовного чина, - всё это дело передавалось в заведывание лиц одного духовного ведомства, - а прежним взимателям штрафа из особ светского звания настоящими указами предоставлялось только наказание виновных. Заниматься взысканием было, разумеется, гораздо прибыльнее, чем наказывать несостоятельных плательщиков, и потому светские власти описанною переменою были недовольны и стали делать духовенству помехи.
Духовенству же с "набытием прав" по сбору штрафов за небытие прибыло и "страхования", и "страхования" эти были не шуточные. В указе читаем: "А буде о тех, кто у исповеди не будет, а священник о том не донесёт и за такую его ману (sic) взять на нём штраф первое пять рублёв, второй десять, а третий пятнадцать рублёв. А ежели по тем (т. е. и после третьего штрафа) явится в такой же мане и за то извержен будет священства".
И ещё это "страхование" было усилено тем, что повелено было "по извержении" священников "взять их имение", а самих их "отсылать для наказания к гражданскому суду и в каторжную работу".
Известясь о таких указах, особы духовного чина не сразу разобрали "пришло ли к ним торжество или горечь". Дело оштрафования "небытейщиков" обещало, конечно, хорошие выгоды, но и "страхования" со извержением и отъятием, а наипаче с преданием в руки светских приказных наводило на духовных ужас, который тем легче понять, что "светские" питали зло на духовенство за передачу в их руки самой выгодной части дела, и теперь приказные, по всем вероятиям, не дадут спуску тем из духовных, которые попадутся в их руки.
IV
Особы светского чина и действительно начали держать себя гордо и не уступали духовенству ни одного шага без неприятностей. Даже в самом начале приказные манкировали требованием духовенства С 1718 по 1721 год духовное ведомство даже не добилось ещё, чтобы светские сообщили ему списки небытейцев. Губернаторы, камериры и лантраты относились столь небрежно к требованиям представителей церковной власти, что часто вовсе не отвечали на бумаги архиереев и не только "с безнадёжностью" доносили об этом московскому приказу церковных дел. Однообразия в действиях не было, а повсеместно дело шло где как попало: в одном месте "небытейщиков" штрафовали священники, в другом - приказные, и те и другие по своему бессудили одних и мирволили другим, а взысканные деньги "представляли по своей команде", или даже вовсе не представляли. Шла вообще полная безурядица, с которою московский церковный приказ уже не мог найти никакого толку, и тогда за дело это взялось новое высшее церковное учреждение - св. правительствующий Синод
Только что учрежденный тогда Синод тотчас же оценил значение дела о "небытейщиках" и указами от 20-го и 21-го чисел марта 1721 года сообщил в сенат "ведение", а епархиальным архиереям послал указы, "чтобы впредь собираемые с раскольников и с небывших у исповеди штрафы, опричь оного святейшего правит. Синода, в другие места не отсылать и определённому в Москве камериру тех штрафных денег и об них ведомостей не отдавать".
Указы Св. синода 20-го и 29-го марта 1721 года (Прим. автора.)
Таким энергическим и твёрдым мероприятием Св. синода был положен конец нахальному непослушанию приказных светского звания, но зато возникли теперь недоразумения в самом московском приказе церковных дел, которыми в это время управлял архимандрит Златоустовского монастыря Антоний.
V
Под пригрозою Св. синода светские приказные сдали в духовные правления "сведения и отписки" о небытейцах, но дела эти были в таком виде, что в них нельзя было доискаться толку.
Златоустовскому архимандриту Антонию поручено было разобрать и привести в ясность все беспорядочно сунутые с рук приказными бумаги, а когда он разобрался, то увидал, что сами правительственные указания о тех, кого надо штрафовать, до сих пор ещё не ясны. Так наприм., архимандрит недоумевал: "какой штраф наложить и требовать с людей, которые не подходили ни к купеческому, ни к крестьянскому сословию, и из числа коих являлись многие сирые и убогие, именно: солдаты, драгуны, ямщики и жёны их, зеленщики, каменщики, ученики латинской и математической школы, оружейники, столяры, сторожа церковные, звонари соборные, приказные сторожа и приставы, люди боярские, сокольники и их работники и работницы, шляпного и суконного дворов ученики и работники, дому государева нижние чины и дворовые люди, хлебники, калашники, блинники, харчевники, масленники, печатного двора батыйщики и тередорщики и работные люди, кожевенники, портные мастеры, сапожники, канатчики, свечники, плотники, швальчики, пивовары и богаделенные нищие мужеска и женска полу".
Внимательный златоустовский архимандрит основательным изучением дела обнаружил такое положение, которое ещё не было в виду правительства, но которое, однако, вполне соответствовало живописанию Посошкова, в его "изъявлении очевидности лицемудрия", где он писал, что у нас "аще подкрепления" (указами) не будет, то и впредь вси по прежнему в церковь ходить не будут".
См. Сочинения Посошкова, стр. 10. (Прим. автора.)
Небытейщиков приходилось забирать и штрафовать не в отдалённых дебрях и пустынях, а в покровительствуемых императором новоучреждённых школах, при собственном государевом дворе и, наконец, даже при самых приходских церквах и соборах, где сторожа и звонари упрямо не хотели "отбывать исповедь", а в то же время эти упрямцы были так "сиры и бедны", что в штрафе с них нечего было взять ни в первый раз, ни во второй, ни в третий.
Архимандрит, обнаружив такое удивительное состояние в церковном благоустройстве не испрашивал в виду этого новых попечительных мероприятий, которые, может быть, теперь были бы уместны, а только представил вопрос: "с вышеозначенных разночинцов скудных и бедных рублёвый ли штраф или за скудость по усмотрению и обыску умалять - поселенский ли или противо купечества штраф имать?" Далее он спрашивал: "как поступать с теми которые в податных книгах написаны неисповедавшимися, а после той переписи и подания книг померли?" Или - "с теми кои временно проживали в домах на квартире или в работниках и при переписке записаны в этих домах а когда наступило время взыскания с них штрафа они в тех домах уже не оказались". Архимандрит Антоний спрашивал у св. синода разрешения, с кого в таковых случаях взыскивать штраф: "с хозяев ли тех домов или велеть им тех людей отыскивать".
Таких осмотрительных и осторожных людей, как глава московского приказа церковных дел, архимандрит Антоний, оказалось довольно много. В виду "страхования" и "пригроз", последовавших из Синода, исполнительные лица духовного ведомства старались действовать как можно осмотрительнее и, не принимая на себя ничего, что им могло казаться хотя мало-мальски сомнительным, с разных сторон слали в Синод свои многочисленные вопросы и "ожидали на них в разъяснение указов".
В Синоде скоро образовалось огромное скопление бумаг этого рода, из которых каждая требовала "наставлений, указаний и точных и явных определений". Синод был обременён этими бумагами и по многим из них сносился с сенатом, а сенат требовал сведений от губернаторов - синод делал замечания архиереям, а архиереи своим подначальным администраторам и всё это при медлительности тогдашних сношений и при умышленном "препирательстве" и "отписках" со стороны представителей разных ведомств страшно увеличивало громадность дел заведенных о "небытии", из которого в результате не выходило ничего!