В «Сибирских рассказах», естественно, нашли отражение и специфически «сибирские» явления как старого, так и нового времени: произвол сибирской администрации («Сибирские орлы», «Удивленный человек»); каторга, ссылка и связанные с этим бродяжничество, разбой («На перевале», «Оборотень» и др.). Вместе с известными произведениями на сибирские темы В. Г. Короленко, Н. И. Наумова и других писателей демократического направления «сибирские» произведения Мамина-Сибиряка существенно пополняют представления читателя о мрачном прошлом Сибири. Значительное место в «Сибирских рассказах» занимает тема старообрядчества: «Последняя веточка», «Седьмая труба», «Пир горой». Данные рассказы также существенно дополняют картины, созданные в русской литературе на эту сложную тему прошлой жизни народа (к ним относятся известные произведения П. И. Мельникова-Печерского, Н. С. Лескова и др.).
Жанровая природа «Сибирских рассказов» весьма многообразна. Здесь и рассказ, и очерк, и повесть, и главы из романа, а то и произведения, которые определить затрудняется сам писатель, обозначив как «эскизы», «этюды», «монологи», заметки «из записной книжки». Это часто, действительно, или «эскизы» для последующих творческих разработок, или «этюды», развивающие темы, уже ранее освещавшиеся писателем, и т. д. Непосредственная связь ряда «Сибирских рассказов» с романами Мамина-Сибиряка не раз отмечалась в литературе: таково отношение золотоискательских рассказов и очерков к роману «Золото», рассказа «Попросту» к роману «Хлеб», рассказа «Самородок» к роману «Три конца» и т. д.
Первое «здание „Сибирских рассказов“ вызвало несколько рецензий. Высокая оценка их была дана в небольшой рецензии на страницах «Русской мысли» (№ 1, 1895). Критик отмечает превосходное знание писателем материала, широту и многосторонность ярко и правдиво написанных картин. Положительно оценил «Сибирские рассказы» и журнал «Новое слово» (№ 5, 1895). «Сибирское приволье, — говорится в рецензии, — дух свободы, дух бродяжничества, бесконечные почтовые тракты, степи, непроходимая тайга, — все это встает перед вами словно живое, поражает новизной и оригинальностью». Тепло охарактеризованы «Сибирские рассказы» и в небольшой заметке, помещенной в журнале «Новости печати» (№ 2, 1895): «Лица, выводимые в… рассказах, типичны и очерчены рельефно».
Второе издание «Сибирских рассказов» вызвало хвалебный отзыв в журнале «Русское богатство» (№ 5, 1898). «… За каждым даже маленьким очерком, — говорится в рецензии, — чувствуется нечто большое, важное, прямо из глубины жизни выхваченное, — чувствуется вдумчивое, часто страдальческое отношение к своим темам». Особенно убедительно, по мнению критика, писателем изображается ломка старого консервативного уклада, «жизненный перелом», наступивший в пореформенную эпоху.
Следует все же признать, что современная писателю критика не попыталась всерьез раскрыть все идейное и художественное содержанке «Сибирских рассказов», их своеобразия и места в творческом пути писателя. Не сделало это, к сожалению, и позднейшее литературоведение.
Между тем большое познавательное и художественное значение «Сибирских рассказов» не подлежит сомнению. М. Горький, высоко ценивший Мамина-Сибиряка, отмечал: «Очень хороши его сибирские и уральские вещи…» (М. Горький. Собр. соч., т. 28, М., 1954, стр. 273).
Впервые рассказ опубликован в газете «Новости», 1888, № 360, 31 декабря. Затем при жизни писателя включался во все издания «Сибирских рассказов»: в 1895, 1899 и 1902 годах. Печатается по тексту: «Сибирские рассказы», М., 1902.
Как видно из пометы автора на рукописи, хранящейся в Свердловском областном архиве, произведение было закончено в октябре 1888 года в Екатеринбурге. Первоначальное заглавие рассказа — «Сибирские люди».
В образе бывшего полицмейстера Неупокойникова нетрудно обнаружить некоторые черты исправника Полуянова из романа «Хлеб» (1895).
Рассказ положительно отмечался в критике («Новости печати», 1895, № 2. стр. 18).
Стр. 6. Евангельский богач и убогий Лазарь — по евангельскому рассказу, нищий Лазарь лежал больной и голодный у ворот богача и рад был напитаться хотя бы крохами с его стола.