В фильм потом вошло немногое, память сохранила больше, остались записи фонограмм.
Нас особенно интересовали Позняков и Чичеров.
Вот двое, еще не притершиеся друг к другу, подписывают договор соревнования. Чичеров, не новичок в торжественных церемониях, держится свободно. Позняков несколько скован.
Месяца три спустя оба уже тянутся друг к другу, оба радуются новой встрече.
И еще кадры — Чичеров и Позняков в Музее обороны Ленинграда. Долго ходят молча. Останавливаются у витрины, где, будто ком темной глины, кусочек блокадного хлеба. И Чичеров говорит глухо, прерывисто:
— Я все это, Валера, не в музее видел. Блокаду помню, хлеб этот… Ребенком был тогда. В таком вот кусочке жизнь человеческая… Люди на улицах падали, у станков умирали… Меня с другими ребятишками вывезли в Башкирию. Там люди сами недоедали, война всюду чувствовалась, а нас выходили. Отец у меня в Ленинграде помер, умерла и мать. И, стал мне завод домом родным. Сызмальства у турбин. Сначала двадцать пять тысяч киловатт, потом двести тысяч, пятьсот, теперь дошли до миллиона двести.
Вот Чичеров, приехав в зимние, морозные Саяны, работает с бетонщиками Познякова, чтобы вникнуть в суть и трудности их работы.
— Нам хочется узнать стройку, как мы знаем свой цех, — говорит он.
А какое-то время спустя сибиряк со сварочным аппаратом "сдает экзамен" в цехе Ленинградского Металлического.
Их рабочие места разделяет полстраны. Но дело у них одно. В турбинах и бетоне саянского гиганта останутся "автографы" ленинградца и сибиряка.
Сегодняшний день стройки — как бы продолжение фильма. Позняков вместе с монтажниками бригады Демиденко днюет и ночует возле первого агрегата. Теснота, скученность. У бетонщиков работа кропотливая, мелкая: тут выступ, там порожек. Бригада Познякова давно "теряет кубометры": не развернешься, подчас вместо огромной бадьи, подаваемой краном, в ход идут ведерки с бетоном. Из рук в руки, из рук в руки. Вот тебе и техника.
Но ничего не поделаешь. Нет широкого фронта работ. И не жди его. Надо прилаживаться к монтажникам. Они теперь цари и боги!
Позняков:
— Все мы на одном пятачке, друг без друга никуда. Говорю ребятам: давайте наводить у себя порядок, на содружество надейся, сам не плошай. Надо, чтобы наша тройка не сбоила.
Тройка такая: кроме бригад Познякова и Демиденко — бригада плотников-бетонщиков Сергея Коленкова. Тесно, локоть к локтю, каждый зависит от другого. И договорились без протоколов: бетонщики и монтажники, которым поручили готовить пуск, — как одна семья. Если что не так — в открытую: ребята, это нам мешает, давайте уж как-нибудь…
Узнал, что часть бригады Сергея Коленкова вместе с бригадиром взяла первый выходной за много недель. Неловко, конечно, являться в незнакомый дом незваным гостем, да что поделаешь…
По случаю выходного бригадир и звеньевой Константин Смирнов — бакенбарды делали его похожим на кинематографического испанца — сидели в креслах возле низенького полированного столика, на котором был кувшин с мутноватым пивом и тарелка с сибирским деликатесом — малосольным хариусом. Я помешал их разговору. Перед хозяином лежал раскрытый блокнот с каким-то чертежом, вокруг которого роились замысловатые завитушки, не идущие к делу.
Коленков — сибиряк. Окончил железнодорожное училище, три года отработал котельщиком, ремонтировал электровозы. Потом — армия. Вернулся в Красноярск, а там только и разговоров: Красноярская ГЭС, Дивногорск…
Поехал Сергей Коленков строить ГЭС. Попал в бригаду арматурщиков. Освоился, преуспел, выдвинулся, С Красноярской — на Саяно-Шушенскую. Поработал и за границей, в Чехословакии, на интернациональной стройке Тушиница-П. Правда, это не ГЭС, а тепловая станция. Смолоду комсомольский активист, теперь лауреат премии Ленинского комсомола, член Красноярского краевого комитета партии.
Я спросил о чертеже в блокноте.
— A-а… Это мы с Костей сцепились. Есть у нас одна техническая идея. Спорная, но, думаю, стоящая.
Коленков окончил техникум. Народ в бригаде образованный, есть даже один инженер-гидротехник, в прошлом был старшим прорабом, теперь плотник-бетонщик. Проштрафился? Ничуть! Говорит, что понял: настоящим творческим инженером ему не стать, а ремесленничество не давало удовлетворения.
— А вы как насчет вузовского диплома?
Коленков словно прикидывает: сказать — не сказать?
— Буду пробовать. Присматриваюсь в деле к настоящим инженерам. В техникуме спрашивал преподавателей: стоит, есть у меня данные? Только откровенно! Говорят: стоит, пробуйте.