В этой затее сказалась, видимо, душа Петра Великого, продолжавшая жить теперь в его дочери. Петр Великий любил все необычное, новое, разные приспособления и усовершенствования. Теперь Елисавета весело поглядывала на Александра Ивановича, который подобное чародейство видел впервые.
– Я чаю, ничего подобного при шведском дворе нет? – спросила она Румянцева.
– Ничего подобного нет, государыня матушка, ни при шведском дворе, ни при гишпанском, ни при французском. Это только в твоей империи могут быть всякие чудеса. – Румянцев воспользовался случаем, чтобы польстить. А она с лукавой усмешкой сказала своему незаконному, тайному братцу:
– Ты прав. Только в моей империи могут быть такие удивительные полковники, каков есть твой Петька! Ведь что творит? Целый полк нагишом перед окнами знатнейших людей потрясает своими детородными органами! И сам твой Петька – впереди всех! И кто видел, говорили, что эта штука у него преогромнейших размеров! Весь полк и сам полковник своими мужскими приборами среди белого дня посреди столицы потрясают! Где и когда, в какой империи это было? Распустил ты своего Петюшку!
– Матушка государыня! – воскликнул Александр Иванович. – Сама знаешь, по делам служебным полжизни по разным городам и весям мотаюсь, по заграницам езжу. Без моего призора возрастал, разве ж я виноват? Но ты, матушка, не сердись, я его, обормота, запорю до смерти! Вот, как бог свят, запорю! Сегодня же!
Елисавета милостиво сказала:
– Ну уж так и до смерти! Чай жалко будет такого фантома! Но поучить по-отцовски не помешает. Он же всех моих фрейлин в список своих амурных побед вставил. Куда годится? Экий, прости господи, жеребец неуемный!
– Сегодня же выпорю негодника!
Вечером того дня Девильнев был приглашен к Петру Александровичу Румянцеву. Они договорились о том, что Томас будет давать своему полковнику уроки французского языка.
Петр Александрович встретил его с бокалом в руке:
– Пей, поручик! Учить и учиться удобнее будучи немного выпивши. По себе знаю. У нас на парадах и приемах по-французски говорят почти все, я и сам этот язык разумею. Но императрица требует, чтобы говорили чисто! И часто от сего карьера зависит. Так что я буду говорить, а ты поправляй произношение.
Петр Александрович начал говорить по-французски, но произносил большей частью матерщинные слова. Он пояснил Томасу, что хочет уметь ругаться по-французски лучше всех других россиян. И бедный Томас вынужден был учить его самой похабной ругани.
В разгар этих занятий в комнату быстро вошел граф Александр Иванович Румянцев с десятком дюжих телохранителей и лакеев, державших в руках пучки розог.
– Валите негодяя на диван! – скомандовал граф Александр Иванович. – Пороть его, пока не обделается!
– За что, родитель? – басом вопросил Петр Александрович.
– За то, что своим непотребным буйством матушку государыню в скорбь ввел! За то, что грешный член у тебя чересчур длинный!
– Ну это я восприму как зависть!
– А вот как спустят шкуру с задницы, так тогда как хошь воспринимай!
– Батяня! Меня пороть нельзя! Я полковник! Я в мундире Российской империи! – завопил Петр Александрович.
– А мы пороть будем не мундир, а того, кто прикрылся сим мундиром. Сдирай с него одежу!
Девильнев хотел потихоньку уйти из комнаты, но Александр Иванович его остановил:
– Стой, поручик! Учись тому, что чины от порки не защитят!
Первые розги с оттягом прошлись по голому заду полковника.
Петр Александрович понял, что уговоры на отца не действуют, и теперь можно применить силу. Но надо это сделать так, чтобы казалось, что ему удалось вырваться только случайно.
– Держите меня крепче, держите, не то убегу!
С этими словами он поднялся на диване во весь рост и крутанулся, разбрасывая вцепившихся в него дюжих лакеев. Спрыгнув с дивана, он вышиб ногой оконную раму и выпрыгнул в сад:
– Держите меня, держите, не то убегу! – вопил он, летя быстрее ветра по аллеям парка. Никто не смог его догнать, да лакеи не сильно-то и старались. Догонишь, да получишь такую плюху, что не встанешь, сила у мужика медвежья.
Петр Александрович укрылся в казарме. Всю ночь он там пил со своими офицерами. Пел песни и плясал. Политические события предрекали скорые походы и баталии. Война всё спишет!
12. ПЕТЕР УЛЬРИХ ВОСКРЕС
Сколько он пробыл в беспамятстве, Томас не помнил. Очнулся в Ибряшкине, в мезонине, весь обложенный подушками. Мир долгое время был как бы закрыт темной шторой. Её теперь открыли, но от кровати не отвязали. Он был к ней привязан не веревками, а болью. Пахло карболкой, целебными травами, отварами и настоями.