Когда маленького Гурнова спрашивали, кем он хочет быть, он отвечал: «Волшебником. У меня будет такая волшебная палочка, я всех сделаю счастливыми».
— А как ты их сделаешь счастливыми?
— Я всем дам петушков на палочке.
В детстве он знал, что такое счастье, и, не став волшебником, все равно не унывал.
О Ларисе он ничего не слышал, а летом сорок второго столкнулся с Ледневым на улице Горького. Леднев был в генеральской форме, но от него по-прежнему пахло махоркой. Они поговорили, как будто между ними ничего не произошло, и Леднев предложил Гурнову поехать с ним: у него не хватало инженеров. В первую минуту Гурнов готов был согласиться, но к вечеру передумал: немцев уже отогнали, в Москве стало спокойно, открылись даже парки. Леднев дал ему свой телефон, попросив позвонить. Он был сутуловат, с вислыми плечами, генеральская форма делала его еще недоступнее и угрюмей.
А потом Гурнов узнал, что генерал Леднев утонул в Лене. Известие это огорошило Гурнова: баловень удачи — и вдруг такой конец!.. И какая нелепость: генерал погиб не на войне, а где-то за тысячи километров от фронта. Вот и пойми цену счастья…
А Гурнов Москву не покидал. Работал в разных театрах, совмещал актерство то с должностью осветителя, то пожарника. Когда война закончилась и в театры пришла молодежь, таким ветеранам без особых возможностей, как Гурнов, осталось лишь «кушать подано». Гурнов решил снова идти на стройку, но ему предложили пост заместителя директора театра по хозяйственной части. Он обмыл с друзьями новую работу: это был, пожалуй, не простой, а золотой петушок, — и таким образом с профессией молодости было покончено. Вот уже двадцать лет, как он заместитель, должность стала его второй натурой, и новый главреж называет его королем кулис, а актрисы, памятуя его сценическое прошлое, зовут Гурнова королем Лиром, которого он никогда не играл.
Отыскав свободную скамейку, Гурнов разделся и сказал себе:
— Ну-с, выпьем.
И открыв бутылку, выпил. В море отражались звезды, и у самых его ног покачивалось созвездие Кассиопеи или еще какое-то созвездие. Возможно, на одной из этих звездочек сидит некто и так же одиноко пьет вино и размышляет. Пожалуй, он обрадовался бы сейчас любому обществу, пусть это был бы житель Кассиопеи, но желательно женщина. Он вспомнил, что у Ларисы был красивый, яркий рот. И руки были красивые и сильные. Ах, Лариса, какая ты стала теперь, что сделала с тобой жизнь?..
Он попробовал воду и прыгнул в середину Кассиопеи. Звезды закачались и пропали; вода обняла Гурнова теплыми, живыми объятиями. Вдруг он поплыл к бакену, вспыхивающему далеко в темноте. Потом одумался, повернул обратно и с облегчением почувствовал под ногами дно. Вот что такое свобода: можно плыть к бакену далеко в море, можно и не плыть. Можно танцевать в воде, и не беда, если ты не Галина Уланова.
Он прицелился, схватил отражение звезды и засмеялся. Не беда, что это только отражение. Люди строили Вавилонскую башню, чтобы достать настоящие звезды, кончилось для них это неприятно. Генерал Леднев хватал не отраженные, а настоящие звезды, и что же? Он утонул. Опыт жизни — это правила уличного движения. Генерал Леднев однажды поехал на красный свет, и милиционер-судьба жестоко оштрафовала его. А Гурнов жив и завтра узнает, была ли настоящей звездой та, что он когда-то любил и которая погасла для него.
Он вышел из воды, оделся и опять сказал себе:
— Ну-с, повторим.
И выпил еще. И, выпив, увидел на соседней скамейке человека с бледным большим лицом.
— Не хотите ли глоток вина? — повернувшись к нему, спросил его Гурнов.
— Нет, — ответил человек.
— Тогда давайте поболтаем, если не возражаете. Молчал целый день, скулы сводит.
— Разговаривайте. Только у меня не того… настроение неразговорчивое.
— У вас что-нибудь случилось? Не смогу ли чем-нибудь помочь?
Гурнов взял бутылку и пересел на соседнюю скамейку. Его собеседник сидел, облокотясь на колени, и неподвижно глядел на море.
— Смеяться будете, — сказал он, криво усмехаясь. — Семейная трагедия.
Вот оно, подумал Гурнов. Всегда так было: одни жены уходили, другие прогоняли мужей, так и осталось. Упрямые силы тяготения заставляют мужчин и женщин искать своих петушков на палочке. Малый этот с простым лицом, однако, заинтересовал Гурнова, он даже почувствовал к нему что-то похожее на солидарность.
— Ну, невелика беда, — сказал он. — Все мы ссоримся с женами, а потом миримся. Идите домой, наговорите ей побольше нежностей, поцелуйте — все пройдет.