— Хотите яблоко?
Она взяла яблоко. Неужели эта женщина с обветренным лицом и морщинами у рта — Лариса, которая называла его Тарасом Бульбой и, шаля, разрисовала однажды помадой?.. Всезнающий прищур глаз, волевой поворот головы…
— Правильно, друг детства, — сказала она, все еще любуясь яблоком. — А ты не изменился, Александр Иванович. Даже боязно: ты все еще молодой.
— Я седой, белый. Погляди на меня.
— И седой, и представительный, а не состарился. Слышишь, Лиза, Александр Иванович когда-то вот так же поманил меня яблоком, и я пошла. А тебя чем поманили?
— Уж не помню, — засмущалась Лиза, — Мы ведь своей волей идем, когда время приходить.
— Ах ты, лиса хитрая! Ну, как мне тебя принимать, Александр Иванович?
— Меня не надо принимать, — сказал Гурнов. — Ты работай, а я посижу в приемной. Подожду. Вот начал печатать твои приказы.
— Какая уж работа, если приехал друг… детства! — сказала Лариса. — Ну, проходи ко мне.
В ее кабинете стены, как и в прорабской Вани Синичкина, были затерты до лоска спинами и тоже пахли солидолом.
Вспомнилось, как он однажды заходил в кабинет Леднева, также обитый полосатыми обоями, с прорванным линолеумом на полу. Там было полно народу, кричали, Леднев с тугими морщинами на коричневом лбу держал у уха трубку и тоже кричал.
— А я про тебя от знакомых слышала, — сказала Лариса. — Думала, какой же ты стал. Значит, ты все в Москве? Ну, здравствуй, старый москвич. А я стала забывать Москву. Позапрошлый год была, на Чистых прудах заблудилась. И одеваться по-московски разучилась: некогда. Замуж выйти некогда. Ты что молчишь? Изучаешь меня? Сейчас я неинтересная.
Она была все еще интересна. Он понял, что в лице ее незнакома ему эта всезнающая улыбка, мужская уверенность в движениях. Годы? Лицо Ларисы покрывал не румянец, а загар, и не тот, что ровно и нежно ложится после лета, проведенного на юге, а тот, что входит в кожу вместе с ветром и пылью, с морозом и слезой, выбитой из глаз. Помнится, на щеках у нее были нежные, золотистые, еле заметные веснушки…
— У Леднева там, под Москвой, — сказал он, оглядываясь, — кабинет был точно такой же.
— Стандарт, — сказала она. — У меня это девятый, и все одинаковые. Ну, давай поглядим друг другу в глаза. Как ты живешь? Господи, какой же ты шикарный, Саша! Наверное, нравишься еще женщинам?
— А ты акаешь, как коренная москвичка, — сказал он.
— Правда? — удивилась она. — Неужели не отвыкла. Нет, это я тебя услышала и вспомнила. Мне нравится, как говорят настоящие москвичи. Молодость напоминает. А ты и про яблоко не забыл… Я тоже помню тот день. Мне было девятнадцать, на каруселях музыка играла.
Вошла Лиза, поставила на стол откупоренную бутылку вина, стаканы и порезанные на дольки помидоры.
— Ну и пройдоха! — засмеялась Лариса. — Легка на ногу. Что ж я — в кабинете пить буду? А Дубровский узнает? Ну, принесла — выпьем. Да смотри, не влюбись в моего друга: он женатый.
— Любовь в документы не глядит, Лариса Васильевна, — опуская глаза, сказала Лиза.
Лариса выпила по-мужски, сразу весь стакан, а Лиза — жеманясь и оттопыривая крашеные губы, чтобы не запачкать стакан.
— С приездом вас, — сказала она… — Я тоже в Москве была. Очень красивый город.
— Она, правда, была. С одним человеком. Ах, Саша, даже не верится, что это ты. У тебя ни одной морщинки, а седина тебе идет. Лиза глаз с тебя не спускает.
— Они очень симпатичные, — сказала Лиза, разливая вино. — На моего знакомого похожи.
Зазвонил телефон, Лариса сняла трубку.
— Ну, что тебе? — спросила она кого-то. — Может, тебе, Чертков, нужна няня? Ищи Орлова, пусть ремонтирует кран. Не может найти! Не провалился же сквозь землю твой Орлов!..
Лицо Ларисы потемнело, погасло, она уже не акала по-московски. Почему-то она отвернулась от Гурнова, и он заметил у нее на шее сетку бурых морщинок. Да, постарела, заметны ключицы, и не было уже той грациозности, легкости. «Ах, дайте мне волшебную палочку, я пущу кран, чтобы снять заботу с лица этой все еще дорогой мне женщины», — растроганно подумал Гурнов.
Лариса бросила трубку, взглянула на Лизу. Лиза вышла в приемную.
— Ну, каким ветром к нам, Александр Иванович? Мимо едешь или в наш город?
Ему захотелось сказать: к тебе, посмотреть, какая ты стала. Нашла ли ты, что хотела, когда пошла за Ледневым?
— Я тут в командировке по делам, — сказал он. — Мой театр приезжает на гастроли.
— Значит, ты работаешь в театре? Говорят, играл на сцене?