Барбоска тем временем сунул нос в мой карман.
Молодой эвенк сказал:
— Хорошая у тебя собака.
— Почему так думаешь? — спросил я.
— Много понимает.
— Что же он понимает?
Эвенк задумался, потом сказал:
— Он маленько понимай, что у тебя лежит в кармане.
— Что же? — поинтересовался я.
— Может, рыба?
Я полез в карман. Там лежал бутерброд с колбасой, о котором я забыл.
Барбоска получил бутерброд и тут же съел колбасу.
И только сейчас я заметил, что хвост у него отлепился от живота и теперь лежал на спине твердым колечком. И шерсть сама собой очистилась и блестела, как смазанная.
— Конечно, хорошая собака, — сказал я.
Все поглядели на Барбоску. Мне было приятно, что эвенки похвалили его. Ведь все они прекрасные охотники и знатоки собак. Молодой эвенк хотел погладить Барбоску, но тот тихо зарычал: наверное, подумал, что у него хотят отнять хлеб, с которого он только что снял колбасу.
— Мне нужна оленья упряжка, чтобы уехать к реке Хонна-Макит, — сказал я.
— Я отвезу, — сказал молодой эвенк. — У меня здесь олени.
Эвенки о чем-то задумались. Старик с длинной трубкой в зубах сказал:
— Там есть зимовье Джонкуоля. Там живи. Хорошее зимовье.
— Где оно, маленько не знаю, — сказал молодой эвенк.
— За второй сопкой, на север по ручью, потом на запад, на шестом ручье увидишь.
— Понятно.
«Чего же здесь понятного? — подумал я. — Как в сказке: пойди туда, не знаю куда».
Молодого эвенка звали Тыргауль. Он пригласил меня к себе.
Я проснулся оттого, что в мою щеку уперся чей-то мокрый, холодный нос. Это был Барбоска.
Я вылез из спального мешка и увидел в маленьком окошка красное небо. Послышался глуховатый звон ботала, и небо в окошке наполовину загородилось оленьей головой с рогами.
Дверь распахнулась, в избу вместе с облаком пара вошел Тыргауль.
— Долго спишь, — сказал он, — олени готовы.
Я стал одеваться. Он молча следил за иной. Потом сказал:
— Плохо!
— Что плохо?
— Одеваешься плохо. Зачем надел на себя полмагазина? Тяжело ходить будет, скоро устанешь, замерзнешь.
Он разул одну ногу и показал, как обуваются эвенки. На шерстяной носок он намотал, как портянку, сухую осоку, которую здесь называют хаиктой. А потом уже надел бакари — меховые сапоги выше колен, на меховой подошве.
— Так совсем легко ходить. И тебя не слышно. Ходишь как зверь — хорошо. Ноги всегда сухие. Провалишься в воду — хаикту замени, носки замени — ноги опять будут сухие. Ты совсем плохо обулся. Зачем десять носков?
Тыргауль принес мне хаикты, и я обулся, как обуваются эвенке.
— Теперь гляди, как надо одевать тело, — сказал Тыргауль и разделся до пояса.
Мы с Барбоской глядели, как он одевается.
— Свитер на голое тело надо. Спина не потеет, — сказал он, натягивая свитер. Потом надел меховой нагрудник.
— Болезнь через грудь идет, — объяснил он, — а так как же она пройдет — в шерсти застрянет.
За нагрудником последовали безрукавка и парка — оленья шуба, сшитая заодно с рукавицами, чтобы снег не попадал в рукава. На голову он надел шапку и повернулся ко мне спиной. Сзади на шапке был нашит кусок тонкого брезента.
— Чтобы снег не сыпался за шиворот, когда задеваешь ветки, — сказал Тыргауль.
У забора стояли две оленья упряжки. Тыргауль отвязал свою и намотал вожжу на рукавицу. Оглянулся на меня, ждал. Его лицо было красным от холода и солнца.
Собаки со всей фактории собрались около нас и недобрыми глазами поглядывали на Барбоску.
А Барбоска, чувствуя недоброе, крутился у меня под ногами и делал вид, что ему очень интересно, как я увязываю на нарте груз и поправляю упряжь.
На снегу рядом с нартой лежал хорей. Когда хорей лежит — олени спокойны. Но стоит взять его в руки, они начинают рваться вперед, а могут и вообще удрать, если упустишь вожжу. Олень знает, что хорей просто так не берут. Хорей в руках — это значит вперед!
Тыргауль подбросил свой хорей ногой, поймал его и уже на ходу прыгнул в сани-нарту.
Я не стал подбрасывать хорей ногой — вдруг не поймаю. Подкатил его к себе и поднял с земли, когда сел в нарту. Олени рванулись вперед.
Защелкали копыта, глухо зазвенело ботало на шее оленя-вожака, зашуршали полозья по сухому снегу, нарта закачалась, как на волнах. Одну ногу я вытянул вперед, другую поставил на полоз.
Нас сопровождали собаки всей фактории. Барбоска бежал рядом со мной, чтобы показать псам, что он не один, а с хозяином. Но один местный пес все-таки изловчился и хватанул Барбоску за ухо. Я огрел драчуна хореем. Олени испугались хорея больше, чем этот бездельник, и прибавили шагу.