— Барбоска! — крикнул я. Но пес забыл, что должен выполнять команды хозяина. Подойти ближе и взять его за шиворот я не решился: у росомахи было безвыходное положение, она могла кинуться и на меня.
Я стал замерзать. Спрятал бороду в воротник свитера, натянутый чулком. Потом и нос спрятал в этот «чулок», покрывшийся от дыхания льдом. Барбоска по-прежнему не слушался меня. Я вскинул ружье. У меня тоже было безвыходное положение.
Росомаха, падая, продолжала цепляться когтями за сучья. Но не было в ее могучих лапах силы. Она была мертва. И что толку ругать Барбоску?
Шкуру с росомахи я решил снять в зимовье.
«Подарю Тыргаулю», — подумал я.
Шкура росомахи у северян очень ценится, хотя мех ее груб и некрасив. Но, наверное, это единственный зверь, чья шкура не покрывается инеем и не намокает, хоть облей ее водой: вода стряхивается с нее, как ртуть.
Я присел на корточки, передние лапы росомахи закинул себе на плечи, а задние приторочил веревкой вокруг пояса. Но только я стал подниматься на ноги, как тут же повалился на спину — это Барбоска, увидев у меня на синие убитую росомаху, подумал, что она ожила, и, храбро вцепившись в нее зубами, повис на ней.
Я вначале рассердился, потому что вывалялся весь в снегу, но тут же понял: пес был прав.
Наш путь проходил под отвесной каменной стеной. Голубыми волокнами висели на ней застывшие водопады. Трудно сказать, что заставило меня поднять голову. Я поглядел наверх и чуть не сел от неожиданности: он казался вырезанным из черной бумаги. Его голову украшали могучие рога. Как только она держит такую тяжесть! Это был толсторог.
Я достал фотоаппарат и щелкнул. Он не убегал, хотя и видел меня. Я и голову поднял оттого, что почувствовал его взгляд. Я отщелкал всю пленку. Теперь никто не скажет, что таймырский толсторог мне приснился. Я приеду сюда летом.
И если бы меня сейчас спросили, что такое счастье, я бы показал на толсторога.
Мы возвратились в поселок, где жил бывший Барбоскин хозяин. В ожидании самолета отсыпались, отогревались и отъедались. Иногда выходили размяться на океанский лед или, сидя на завалинке, подолгу глядели на красные закаты. Снег отяжелел, но еще не таял.
Однажды, гуляя, мы встретились с бывшим Барбоскиным хозяином. Он обрадовался и пригласил нас в гости.
— Гляди, как отъелся кобель, — сказал он и покачал головой.
Мы подошли к его дому. Барбоска остановился у двери и поджал хвост. Он вспомнил те времена, когда в избу мог зайти только пес-вожак.
— Иди, не бойся, — сказал я.
— Иди, — подтвердил бывший хозяин.
Он приготовил стол, мы закусили.
— Ну, как Барбоска? — спросил он.
И я стал не спеша рассказывать о нашем житье-бытье в тайге. Охотник внимательно слушал. Потом закурил я сказал:
— Собираюсь на охоту.
— Это неплохо, конечно, — поддакнул я.
— Вот только собаки нету. Нету, понимаешь, у меня собаки…
Он нагнулся и стал гладить Барбоску. Пес поднялся, поджал уши, глядел на меня. И я понял по его глазам, что ласки своего бывшего хозяина он терпит только из вежливости. Он весь напрягся, и шерсть на его загривке поднялась. Но охотник не замечал этого.
Продолжая гладить Барбоску, он повернулся ко мне:
— Может, отдашь?
— Что такое? — не понял я.
— Собаку, говорю, отдашь, может?
— Не отдам, — сказал я и, поблагодарив за угощение, поднялся.
Барбоска выскользнул из-под руки охотника и подошел ко мне.
— Ну продай тогда.
— Не продам.
— Дам двадцать рублей. Небось, без денег сидишь после командировки?
— Нет, не продам.
И я направился к двери. Хозяин остановил меня и положил руку на плечо.
— Ты сядь. Куда спешишь? Не пожар ведь.
Я сел. Мы помолчали, покурили. Я глянул на Барбоску. Он прислушался к нашему разговору и, мне думалось, все понимал.
— Пятьдесят рублей! — сказал охотник и махнул рукой.
— Нет.
— Тогда сто!
Я молчал. Охотник смотрел на меня выжидающе.
— Сто — это хорошая цена, — сказал я.
— Еще бы плохая! За сто рублей можно купить лучшего вожака, — сказал он.
— Надо спросить у собаки.
Охотник подлил мне чаю.
— Сто рублей — это много за такую собаку, — сказал он.
— Надо спросить у собаки, — повторял я.
Охотник поднялся.
— За сто рублей можно купить десять таких собак, как твой Барбоска.
— Надо его самого спросить.
— Ну спроси! — охотник перешел на крик. — Спроси, и если он в тайге научился еще и говорить, то он скажет, что сто рублей — это в самом деле много за него.