— Боже, боже мой! — Дина сама надавила на красную стоп-кнопку, и станок остановился. — Вот вы наворочали их целую гору, валиков. И все они никуда не годные. Коля вон запарился: снимает за вас то, что вы должны снимать. Дайте калибры…
Ни один калибр и близко не был к размерам валика.
— Смотрите, что вы делаете.
Парамонов моргал голубоватыми глазками, и в них была такая тоска и горечь, что казалось — он сейчас может заплакать, зареветь в голос этот здоровенный мужчина.
Изо всех сил Дина убеждала себя в том, что тоска эта не от чего-то другого, а от выпитого, пьяная тоска, а потому грош ей цена; убедив себя в этом, Дина каким-то изменившимся, глухим голосом сказала:
— Вот что, Сидор Федорович, — хватит. Я отстраняю вас от работы. Сегодня же скажу об этом начальнику цеха. Всему есть предел… Довольно! Слышите?..
— Мы бы тебя любили… — произнес он почти шепотом. — Мы бы тебя на руках… — выдохнул он.
— Все, все! Молчите! — воскликнула Дина, чувствуя, как по сердцу жгуче полоснула жалость. — Не хочу! Не хочу! Не могу… — и даже уши руками зажала.
Парамонов неуклюже потоптался на месте, покрутил своей большой головой, потом стал снимать замасленный фартук.
Дина смотрела, как удаляется широкая сутулая спина, и едва сдерживалась, чтобы не броситься вслед и не закричать: «Нет, нет! Не слушайте меня! Не слушайте, ради бога! Не уходите!..»
Кое-как добралась до конторки, присела на стул и оцепенела. Пусто было в голове, пусто на душе.
И только вздрогнула, когда в приоткрывшуюся дверь просунулась голова Светланы.
— Дина Львовна, — встревоженно проговорила девушка, — линия остановилась…
— Да, да, — сказала Дина. — Я сейчас.
Чем только не приходилось заниматься Дине в эту зиму!.. Доставала заготовки и инструмент, ругалась с ремонтниками, таскала на себе детали, настраивала станки, выслушивала разгоны начальства, жалобы и просьбы рабочих, вникала в каждым пустяк. А вот самой становиться за станок еще не приходилось.
Дина чувствовала, что рабочие поглядывают в ее сторону.
Наведя кое-какой порядок на рабочем месте Парамонова, Дина заставила себя сосредоточиться, выверила и снова закрепила резцы, установила на обоих станках голубоватые заготовки. Теперь закрепить их… Повернула рукоятку, и станок как бы облегченно вздохнул — это сжатый воздух надежно зажал, закрепил надвинувшимся центром валик.
Теперь… черная пусковая кнопка, щелчок, взрыв мотора, и резцы хищно поползли на заготовку. Еще мгновение, и все четырнадцать резцов впиваются в подрагивающий голубоватый металл. Не отнимай руки от суппорта, и по тебе пробежит напряжение станка, глухой стон разрезаемой стали, упругая дрожь механизмов.
Сверху на деталь тоненькими струйками льется белая охлаждающая эмульсия; четырнадцать сизых локонов, дымясь паром, завиваются над лезвием резцов. Пошло. Теперь — к другому…
А минуту спустя уже первый валик, тепленький, весь в капельках эмульсии, будто выкупанный в парном молоко, покатился по скату к Колиному рабочему месту.
Не успела Дина передохнуть, как новый валик уже поблескивал в чреве другого станка. Поворот черной рукоятки, станок сожалеюще вздыхает, разжимает свои механические руки и отдает деталь Дине. Дина передает ее Коле, тот — Иванову… И еще с десяток рук так же снимут деталь со ската и, преобразив, отпустят дальше. И валик будет катиться, катиться, пока не достигнет совершенства на шлифовальном станочке Светланы.
Линия гудела, линия работала, гул ее вливался в общий гул цеха. Все свое внимание, все мысли Дина сосредоточила на том, чтобы не ошибиться, чтобы взять, закрепить, повернуть, замерить и поправить именно то, что нужно в данную секунду. Даже не заметила, как подошел конец смены.
Коля вдруг распрямился, вытер рукавом пот, держа грязную ладонь подальше от распаренного лица:
— Ну и ритмик вы задали, Дина Львовна…
Надо было прибирать рабочее место, сдавать смену, идти к начальнику цеха, делать множество необходимых мелких дел.
И когда через час, управившись с делами, Дина направилась к проходной, то, вспомнив Парамонова, почему-то подумала — он ждет ее там, за проходной. Увидев, подойдет, начнет оправдываться, извиняться, заверять…
Но никто не ждал ее за проходной.
Дина постояла немного, посмотрела вокруг и медленно пошла по пустырю в сторону общежития.
«Мы бы вас любили… Мы бы вас на руках носили…» — вновь и вновь вспоминалось ей.
А на пустыре шумела стройка, росли этажи, сигналили воздетые в небо краны, рычали экскаваторы, бульдозеры и самосвалы, радостно перекликались новоселы, разгружая шкафы, кровати, зеркала… На куске еще недавно голой, пустынной степи обосновывалась новая жизнь.