…Первой мыслью Златкина, когда Копылов опрокинул его на сипну, было опасение, что его сейчас будут бить. Он внутренне весь сжался, как перед неизбежностью, вяло подумал, что так ему и надо, но тут его поволокли куда-то. Это было непривычно и вместе с тем приятно — двигаться, не прилагая никаких усилий. Будто лежишь на полке в тряском, но бесшумном поезде, если бы еще скорость как в поезде… Он понимал, что поступает нехорошо, и все твердил себе: «вот сейчас, сейчас я встану», — и никак не мог заставить себя сделать это. Постепенно толчки и рывки Копылова стали беспокоить его все меньше, он начал подремывать. Внезапно его словно ожгло: «Да ведь я замерзаю!»
Копылов в это время оставил его, ушел вперед, Златкин сразу сел, потом встал на карачки и начал подниматься. Очутившись на ногах, он почувствовал, как задеревенело, застыло все тело, трудно даже пошевелиться. Ухватившись за ствол дерева, он поглядел по сторонам. До этого он глядел в себя, слушал себя, а тут — будто выскочил раздетым из теплого сырого помещения… Туман рассеялся, луна светила остро и холодно, деревья, тени, заснеженные ветви образовали сложную косую клетку, решетку, из которой было не выбраться. Златкин закрыл глаза, чтобы ничего этого не видеть, и вдруг жесточайший озноб потряс его. Он прижал к бокам руки и неуклюже запрыгал на месте, пытаясь согреться.
…Минута прошла или час — Копылов не знал. Время замерзло, утонуло в снегу. В который раз возвращаясь за Златкиным, он увидел, что тот не лежит, а стоит, обняв ствол. Копылов с досадой принялся соображать, что все это значит, а Златкин вдруг запрыгал, заприседал, а потом рванулся вперед и пошуровал по снегу, как сохатый. Со вниманием и любопытством следил Копылов за длинными ногами Златкина, за тем, как эти ноги сгибались в коленях, уходили в снег, снова сгибались. Ему даже завидно стало: просто чудо, что за ноги, с такими не пропадешь. Будь у него такие ноги, он волок бы свой мешок вдвое быстрей. А где, кстати, этот мешок, куда подевался? Где же я его оставил? Может, тот, второй знает?
— Эй, — слабым голосом позвал Копылов. — Как тебя? Слышь?
Златкин обернулся. Лица его Копылов не разглядел, потому что темно было и далеко, зато увидел как бы издали себя — сидящего на снегу и беспомощно шарящего вокруг руками. Ему сделалось неловко за свою беспомощность и за свой бред. Кое-как он поднялся и поковылял по неровному глубокому снегу.
Впереди маячила спина Златкина, Копылов стремился догнать его, но спина не приближалась, а все удалялась, и это было как в дурном сне. В глазах рябили зеленоватые мушки, снег сделался тяжелым, как сырой белый песок. Все вдруг поплыло куда-то, заволокло розоватой пеленой, и Копылов упал.
…Очнулся он оттого, что кто-то тряс его и шлепал по щекам. Он увидел склонившееся к нему лицо Златкина.
— Саша, вставай, — бормотал Златкин. — Вставай и держись за меня. Нельзя лежать, ты же сам… Вставай, Саша, прошу тебя…
Копылов попытался подняться и не смог. Златкин поднял его, поставил на ноги. Копылов хотел шагнуть и упал, Златкин опять поднял его, попробовал вести, придерживая за плечи, но куда в таком снегу… Копылов снова упал и увлек за собой Златкина. Так они барахтались несколько минут.
— Ну, что же ты… — Златкин чуть не плакал. — Ну, пожалуйста. Я же тебя не дотащу…
Копылов промолвил непослушными губами:
— Не надо… тащить… Надорвешься… Пропадем оба… Иди один… Я — все… Иди…
Он полулежал в снегу, а снег был как перина, в которой не чувствуешь своего тела. Злость его прошла, притупилась, и вернулось ощущение вины перед Златкиным. «Я сделал, что мог, и теперь буду отдыхать. А Сенька пусть идет, пусть приводит людей… Я маленько отдохну и пойду им навстречу. А Сенька пусть поторопится… Вообще-то у меня мало шансов, но все же… В крайнем случае, пусть уж я один… Сенька ни в чем меня не упрекнет тогда…»
Так спокойно и отстраненно думал о себе Копылов, и ему было хорошо от сознания, что поступает он разумно и по справедливости. Он приоткрыл глаза, чтобы еще раз подтвердить Златкину свою волю, развязать ему руки, приоткрыл глаза и увидел, что он — один. С бьющимся сердцем он приподнял голову. Вдалеке маячила удаляющаяся спина Златкина. Впервые за все это время Копылову стало страшно. Он приподнялся, чтобы криком вернуть Златкина, он уже ощущал в себе этот рвущийся звериный крик… Копылов уронил лицо в снег. Нет. Нельзя. У Сеньки хватит сил только на себя. Пусть уходит.