Порадевшим родному городу добрым людям благодарная хоккейная администрация выделила лучшую трибуну и отпечатала бесплатные пропуска: приходи, болей, радуйся.
И приходили, и радовались.
Правда, должен отметить, что из всех трибун эта, «руководящая», была самая тихая — куда им, благодетелям нашим, еще и здесь кричать? Перенесшие уже по второму инфаркту, и совсем еще молодые, они успевали за день до хрипоты накричаться на разных летучках да оперативках и во время матча только тихонечко, как бы невольно, но все-таки сладко поскуливали, всякий, даже мельчайший, успех «Сталеплавильщика» относя, наверное, на свой особый с Москвою счет, который до сих пор никогда не бывал в их пользу, — пытались ли они отстоять денежные средства по титульному листу, воспротивиться ли принятию завышенного плана или доказать несостоятельность какой-либо очередной выращенной в столичной колбе инициативы…
Но недолго, однако, музыка играла…
Приглядевшись за первый сезон к нашим ребятам, московские тренеры потащили в столицу одного за другим, и еще летом уехали пятеро. Шестого увезли с собою из Сталегорска на следующую зиму — сразу после игры… Что тут скажешь? Москва — она и есть Москва. Тем более, когда тебе только самую малость за двадцать и когда ты прямо-таки яростно убежден, что сборная страны без тебя ну никак не обойдется. Разве не об этом говорили сталегорским ребятам приезжавшие к нам со своими командами опытные, всего на своем веку повидавшие родоначальники нашего хоккея?..
И стал наш «Сталеплавильщик» отдавать одну игру за другой.
Уже не жаловались москвичи, что нету крыши у нас над площадкой, уже не требовали остановить игру посреди периода, чтобы расчистить снег. Обыгрывали при любой погоде…
Болельщики начали сперва потихоньку, а логом все громче роптать на заметно поредевших трибунах шли теперь бесконечные разговоры о том, что команду растащили, что средь бела дня наш город, считай, ограбили…
Обиженная в лучших, как говорится, чувствах, околоспортивная братия разговорами не ограничилась, а пробовала, как могла, помочь делу — только что сошедших с трапа самолета москвичей затаскивали в ресторан, заговорщически официантам подмигивали, приглашали к столу девчонок, и этот нехитрый провинциальный механизм иной раз да срабатывал, и на первой игре гости еле-еле стояли на ногах, и наши побеждали — как правило, с сиротским счетом «два-один».
Однако на следующий день, как будто малодушия собственного устыдясь, как будто желая примерно наказать за предательство, москвичи закатывали двенадцать, а то, чего доброго, и четырнадцать безответных шайб, и в такие горькие для всего города вечера публика начинала потихоньку расходиться еще задолго до окончания матча — обычно после того, как вошедшие в раж гости заколачивали десятую.
В эти дни нависла над погрустневшим «Сталеплавильщиком» еще одна грозовая туча. Мало того, что москвичи нас под монастырь подвели — по нашим косточкам твердо решили пройти в высшую лигу наши соседи, сибиряки.
Был у нас прекрасный защитник Коля Елфимов. В девятнадцать лет рост — сто восемьдесят, вес — девяносто, а главное — скорость, какой нет и у иного нападающего. Коля учился в техникуме, и по всем законам была ему дана отсрочка от армии, да что ты будешь делать, если командующий военным округом не только ярый болельщик, но и сам спортсмен, мастер по лыжам, в кроссах до сих пор с солдатами рядом бегает, и если теперь он — кровь из носа — решил собрать классную команду. Нашли они там какой-то хитрый параграф, и приехал из штаба округа подполковник — за нашем Колей.
Это ли не честь для простого защитника, еще не ставшего мастером спорта? Да нам-то от этого не легче.
И так уговаривали подполковника, и этак — хоть бы что. Единственное, на что он в конце концов согласился, — лишний денек пробыть в Сталегорске, чтобы Коля последний раз сыграл в родном городе.
И это была его, подполковника, роковая ошибка… Хотя кто мог знать, что так получится?
Мне в тот день позвонил мой друг-медик: «Будешь сегодня вечером?».
А среди болельщиков уже стало хорошим тоном отвечать теперь на такой вопрос не сразу. Ведь знаешь же, что не утерпишь, прибежишь как миленький, куда денешься, но вот непременно надо помяться, повздыхать: а чего, мол, там делать вечером?.. Или будет на что посмотреть?
Конечно, я в тот вечер не сводил глаз с Коли Елфимова. А играл он вдохновенно, умно играл. Да и все остальные болельщики за ним следили, знали, наверное, что он последний матч катается.