Впереди шел Анохин с огромным рюкзаком за плечами. Пер, как лось, напрямик к видневшемуся вдали берегу. За ним семенил Сашка, торопливо шаркая подвернутыми голенищами резиновых сапог. Замыкал шествие Никитич, у него раскинутыми крыльями были привязаны сзади к рюкзаку две тесины. В такт шагам крылья эти трепыхались, издали старик напоминал раненую птицу, которая силится взлететь — и не может. Он часто и тревожно озирался по сторонам; прикрыв глаза козырьком ладони, подолгу разглядывал смутно темнеющий берег. Потом догнал Анохина, запыхавшись, сказал:
— Правее бы надо, Николаевич… К устью Карасука идем. Речка там, поди, совсем лед размыла…
Анохин даже не остановился, буркнул себе под нос:
— Иду как ближе, а там видно будет… Отвернем, если что.
— Правее бы надо, — со вздохом повторил Никитич и стал помаленьку отставать.
А солнце пекло, озеро струилось расплавленным металлом — больно было глядеть. Все чаще стали попадаться трещины. Они щерились черными провалами, как беззубые пасти.
Чем ближе к берегу, тем лед становился иным. Теперь уже не было сплошной массы, а были ледяные столбики, пчелиными сотами прижатые друг к другу — будто повернутые вверх остриями сосульки торчали из озера. И там, где огромные сосульки эти протаяли до воды, поверхность зыбко прогибалась, как болотная лабза, и с журчанием и чавканьем выступала под ногою синяя студеная вода.
Анохин пошел осторожнее, но все равно держал напрямик к ближней кромке берега и вскоре ухнул по пояс. Опершись на ледобур, без посторонней помощи вылез на лед, сел, кряхтя и матерясь, стал разуваться.
— Правее бы надо, — снова подошел к нему Никитич.
— Иди ты!.. Правее-левее — теперь все равно!
Он наспех отжал портянки, торопливо обулся и слова рванул вперед. И снова провалился. На этот раз — по грудь. В бешенстве забился, как задавленная хомутом лошадь, но ледяная вода скоро остудила его пыл. Никитич и Сашка помогли ему выбраться, он посидел сгорбившись, вылил из сапог воду, переобулся, медленно поднялся. Ярость потухла в его глазах, в мокрой одежде, словно облизанный, стал он похожим на укрощенного зверя. Устало сказал:
— Веди, Никитич…
Повернули назад, но было поздно, началось то же самое: сперва провалился Сашка, потом опять Анохин. Ледобур ушел на дно. Лед не держал совсем…
Никитич отдал по тесине Анохину и Сашке, велел держать их перед собой наперевес. Сам остался с голыми руками. Потом велел вытряхнуть из рюкзаков рыбу, выбросить все лишнее, рюкзаки надеть кверху дном, снять поясные ремни, вывернуть карманы. Все делали молча, никто не сказал ни слова.
— Пошли теперя-ка с богом, — Никитич взял к берегу правее, шел впереди, шаркая ногами как полотер. Был он худой и легкий, из одних костей и жил, но и под ним лед предательски прогибался, ноги с журчанием заливала вода.
— Не тянись за мной… Кажен иди своим следом, подале друг от дружки, — бросал он через плечо.
Потом они ползли по-пластунски: те двое, двигая перед собой и налегая грудью на тесины, Никитич — на крохотную фанерную крышку, оторванную от самодельного рыбацкого ящичка, который он до этого нес в рюкзаке. Но и в таком положении лед уже не держал. До воды протаяли сосульки, разъединились и оседали под тяжестью, как поплавки.
Никитич встал на колени, огляделся. До берега еще с километр — не добраться. К тому же черная промоина широко разлилась — поработала речка Карасук. Но ближе к промоине белеют какие-то кочки. Старик догадался: это же наплески речной воды еще с осени мелкими торосами намерзли по льду. Недавно была метель, снег и задержался у этих торосов. Когда снег чистый, то тает очень медленно, под ним и лед, должно, покрепче сохранился… Может, удастся продержаться до ночи, а там морозца бог пошлет… Или какая живая душа с берега заметит. Хотя какого дурака сейчас на берег занесет: развезло — ни пешему ни конному к озеру не пробраться. А дорога машинная — вона где, километра полтора от берега…
Однако появилась хоть малая надежда — теперь уж он, Никитич, не только о своем спасении думал, но возвалил на себя добровольную ношу, стал как бы ответчиком за судьбы этих людей, которые доверились ему, правда, в самый безвыходный момент. Раньше-то, когда все было хорошо, советов его не слушали да и самого не замечали вроде. Обидно, конечно, но не время счеты сводить.
Ответственность за спутников придала старику силы. Он повеселел даже и быстро поле, изгибаясь ящерицей, то и дело оглядываясь назад — покрикивая, подбадривая, давая советы: