Ты, парень, поди, думаешь себе — старик он и есть старик, завел разговор про дорогу да какое-то болото, а свел незнамо на че. Как хоть считай, только по мне, коли рассказывать, так все по порядку, непонятной иначе для тебя останется та дорога. Один от нас путь был — по реке, да повдоль нее, летом — водой, зимами на лошадях либо пешим. Вниз к устью — за триста километров Обь, оттуда еще сколь сот до Омска, а поедешь от Муромки вверх по Васюгану, на седьмой день упрешься в большое болото, за которым начинается Омская область — в аккурат с того края она к этому болоту примыкает. Везли нас в Нарым по рекам кружным путем невесть сколько, а поселили на жительство, считай, неподалеку от местности, откель были высланы, да только отделила ее от Нарымского края непроходимая топь. Летом через ту трясину ни пройти ни проехать, одним журавлям раздолье, а когда сковывало болото морозами, мяли по нему мужики из старожильческих верховских деревень зимник и возили напрямую на станцию Татарскую пихтовое масло, кедровый орех и другие грузы. Беглые дорогу вызнали на вторую же зиму и уходили по ней из Нарыма, им бы только за большое болото попасть, там уже развилок не счесть… Выпала дорога и нам с Кузьмой Беспаловым и Никанором Антиповым. Первым троим со всей деревни.
Пятого марта дело было, запомнил число, потому как накануне дня рождения моего Митюшки, одиннадцатый год ему тогда пошел. На улице уже неделю по-весеннему, ночами морозит, днем притаивает, корове в пригоне бок греет… Съездили мы с Кузьмой спозаранку по сено, отметали воза в зарод и только собрались по домам, приходит на конный двор Стешка-телятница с наказом, — дескать, звал вас обоих Тимофеев в контору да еще Никанора Антипова велел найти.
В конторе хоть топор вешай, Тимофеев, чем-то расстроенный, цигарку смолит, Василий Иванович, счетовод наш, как комолый бычок у дымокура, тоже голову повесил, напротив на лавке Никанор Антипов курит — самокрутка в палец толщиной, понять можно, что с чужого табачку. Сели рядом, ждем, о чем с председателем разговор будет.
— Такое дело вот, мужики, — говорит Тимофеев. — Пришло с района срочное распоряжение — увезти на станцию Татарскую мясо. Дорога дальняя, взад-вперед сорок дней пути… Думал я, думал — опричь вас посылать некого, так что надобно вам завтра выезжать.
Нечаянно, негаданно дорога выпала. Никанор молчком что-то про себя смекает, у меня мысли всякие — впервой за пять лет из Нарыма опять на широкое место попаду, через Муромцевский район поедем, в свою деревню заскочу…
Кузьма первым голос подал:
— Загад не бывает богат, через сорок ден, поди, уже зимника не будет, кабы, ветрена зарази, завесновать где-нибудь не пришлось.
— Любыми путями добирайтесь обратно, — просит Тимофеев. — Самолучших коней вам даю, двенадцать подвод пойдет, гиблое дело, ежели не воротитесь, посевную не с кем проводить. Ты, Иван, — кивает на меня, — поедешь за старшого, денег возьмешь на прокорм, груз под свою ответственность примешь. Не подведите, мужики, колхоз, вся надежда на вас.
Цигарку о подоконник притушил, тут же взялся другую заворачивать. Это сейчас телефоны проведены, надо председателю — позвонил в район — так, мол, и так, мое такое соображение, как быть? А в то время бумагу почтой пришлют и выполняй, до района без малого двести верст — не докричишься. Одно остается Тимофееву — нас просить: не подведите, мужики…
Местность в Нарыме болотистая, оттает согра — где была дорога — уже зыбун, речушек и озерин не счесть, сольются весной в море разливанное, лишь на гривах лес незатопленным стоит, ни пешему пройти, ни конному проехать… Недели через три — распутица, легко говорить — увези за восемьсот верст груз и обратно воротись… Да, по совести сказать, о возвратном пути я тогда шибко голову не ломал, мне бы в один конец уехать, там, думаю, время покажет.
Бывало, лишь к концу марта застучит капель с крыш, а в тот год рано пришла в Нарым весна: на солнцевсходе еще пощиплет щеки мороз, а ободняет — хоть тулупы скидывай, как выехали, так, почитай, ни одного по-настоящему морозного дня не выдалось. Не держит по-за обочинами снег, обрезается дорога, передним коням полегче, а у последних заносит из одного раската в другой розвальни, дергает возами лошадей, тянутся сани боком по разбитому зимнику. Не отправь Тимофеев с обозом самолучших коней, в один бы конец не уехать. И мы с понятием, знаем, как в дороге за лошадьми ходить, подолгу спать не привычные — что Кузьма, что Никанор не обижены крестьянской сноровкой. Да только больно уж разные были эти мужики.