Почти у самого берега прицепные сани съехали с обледеневшего наката.
— Стой! — закричал Никита, схватив Веньку за плечо.
Звонко хрустнуло железо — опоздал. Лед затрещал, и сани медленно, как бы нехотя, погрузились в реку. Когда Никита выскочил из кабины, все было кончено: из воды торчали цилиндры трех дизелей.
Течение играло свежесколотыми льдинками. Они звучно бились о серебристое железо дизелей.
Полынья выдохнула серое колючее облако.
В чаще гулко, как выстрелы в ночи, лопались от мороза сосновые сучья.
Вдруг стало жарко — Никита распахнул полушубок.
— Гони трактор на берег! — услышал Никита властный голос женщины.
Венька вздрогнул, чертыхнулся и бросился к машине.
Женщина возле трактора осматривала обломки прицепа, лопнувшего по отверстию. Зачем-то вытащила штырь, постучала по серьге, будто проверяла на прочность.
— Усталостный излом, — неуверенно выдохнул из кабины Венька.
— А морозный не хочешь?! — насмешливо спросила Татьяна.
Венька захлопнул дверцу. У полыньи они остались вдвоем.
— Застегни шубу, простынешь, — сказала она таким голосом, словно только вчера расстались. — Пошли на берег!
Никита молча повиновался.
Теперь втроем сидели у костра и пили крутой кипяток. Тепло разморило — слипались глаза.
— Ну что, Венька, хочешь искупаться? — спросила Татьяна. — Давно ты купался?
— Ей-ей, у меня ангина!.. Может, сгонять на буровую, так я мигом!
— Сгоняешь ты мигом по такой дороге! Да и там мало охотников найдется…
— Эх, если бы не ангина да не сердце… — вздохнул Венька.
— У меня тоже, между прочим, имеется сердце. И печенка есть, которая не любит ледяную воду. Как быть?
— Кран бы сюда! — мечтательно протянул Венька.
— А костюм водолазный не хочешь?!
— Пригодился бы, не отказался. А еще лучше — спиртику бы! Эх, тряхнул бы стариной!
— Тогда бы любой дурак полез, а ты не вспомнил бы про свою ангину и сердце, верно?!
— Дураки тоже в тайге на снегу валяются, ценить их надо… Ей-богу, душа к косточкам пристыла!
— К пяткам, наверно, пристыла, а еще муж-жик!
Теперь, при свете костра, тьма стала густой и черной, как смоль. Никита покосился в сторону полыньи, и сердце тоскливо защемило, словно окунулся уже в ледяную воду. Дизели ни разу не подводили его, и он никогда не подводил их. Неужели теперь придется их бросить?!
Железо при жестоких морозах становится хрупким и легко ломается. Человек выдерживает немного больше. Поэтому-то Никита любил сильные морозы: все наносное погибает или убирается восвояси, легче дышать. Теперь он впервые чертыхнулся и на мороз, и на железо прицепа. С чем приедет на Р-19 он, старший дизелист? С неполным комплектом дизелей? Бурить-то ведь невозможно в полную силу. Черт с ними, с их рекордами и премиями — это его никогда не волновало. Главное — буровая без сердца, мертва она. По ее стальным жилам нечем гонять живительный раствор, крутой кипяток, сжатый воздух, электрический ток. Нечем поднимать многотонный буровой инструмент. Никому это не под силу, кроме старшего дизелиста со своей стальной упряжкой.
Проклятая река, просто так она не выпустит плененные дизели.
Между тем услышал возглас «Сама полезу…» и подумал, как мало она изменилась, и, пожалуй, если считает нужным — и вправду полезет. Он хорошо знал ее характер.
Все эти годы Никита тешил себя тем, что встретится когда-нибудь с ней. Как и при каких обстоятельствах — этого он не знал. Оттого-то сегодня ночью долго не мог проснуться — думал, что это сон. Только вот почему они разговаривают между собой так, будто его здесь нет? Может быть, уже обращались к нему, а он, занятый своими мыслями, просто не слышал? А разговаривают как люди близкие, давно знающие друг друга, Неужели все-таки муж?!
«Сама полезу…» Полезет… А стоит ли рисковать? Но вскоре его сомнениям пришел конец: он услышал голос своих дизелей. Они звали его на помощь, звали жалобно, настойчиво. Так звали они обычно по ночам, когда он моментально просыпался. Только теперь их голос был хриплый, приглушенный толщей воды, будто они захлебывались. Никита снял рукавицы, заткнул уши: они все звали, звали, уверенные, что он услышит их зов, не оставит в беде. Никита облегченно вздохнул — теперь не будешь хитрить с самим собой, не будешь искать уловок.
А они все зовут, зовут. Их зов слышится все явственней, все отчетливей. Деваться некуда…