Когда все стихло, он выбежал из-под куста. И сразу у него перед глазами поднялась лохматая черная туча, которая тут же бесшумно опустилась на дерево. Эличонок подошел к сестре. Она не только не встала ему навстречу, она даже не пошевелилась. И он замер, низко склонив над ней голову. Может быть, он облизал ей губу или язык? Кто знает?.. Если бы эличонок был человеком, мы бы сказали, что он прощался со своей сестрой.
А что сказал бы тот удачливый охотник, убивший мать эличат, случись ему быть рядом?
Перевод с алтайского А. Дмитриевой.
Владимир Митыпов
В МАГАЗИН ЗАВЕЗЛИ СЧАСТЬЕ
Сначала всем показалось, что это одеколон или духи, потому что упаковочка товара была та еще: элегантная коробка черного лакированного картона, сверху и по бокам пущен узор, яркий, непонятный, абстрактный какой-то, но весьма для глаз приятный. А по краям — золотая окантовка. Да и в накладной значилось — «Счастье». Самое название для духов.
— Ой, девочки, убиться веником — французские или японские! — ахнула Томик, из всех продавщиц самая авторитетная и дошлая по части парфюмо-косметики. Всякие там «Черные магии», «Фиджи», «Шанели» были для нее, что для профессора таблица умножения.
Только что приняли товар, и вот вам пожалуйста: среди груды уныло-серых коробок со всякой всячиной — обувью, бижутерией, чулками-носками — вдруг воссияло такое чудо. Ну, понятно, набросились на него тигрицами. Даже завмаг Анна Фоминишна, пожилая усталая женщина, дотягивающая последний год до пенсии, и та не выдержала, тоже засуетилась, помолодела, заблестела глазами. Коробку стали передавать из рук в руки, изучать со всех сторон, обнюхивать, поглаживать, предвкушая сладостный миг извлечения содержимого. Наконец вскрыли, и тут обнаружился товарный ярлык с надписью, ну, абсолютно по-русски:
«Рататуевская экспериментальная фабрика. Название изделия — «Счастье». Артикул… ГОСТ… Цена — 10 руб.»
— Ну, девки… — только и смогла выдохнуть Томик, и лицо у нее при этом сделалось такое, словно ее лотерейный билет всего лишь одним номером промахнулся по главному выигрышу — автомобилю «Волга».
— Слава богу, научились делать красивую упаковку, — вздохнула Фоминишна, протирая очки.
— У нас иногда выпускают тоже очень приличные духи, — заметила Женечка, Женюра, ближайшая подруга Тамары, тоже не последний знаток хороших вещей. Однако сказала она это неуверенно, скорее всего для того, чтобы как-то сгладить общее разочарование.
— Только не в каком-то Рататуеве! — категорически отрезала Томик. — Кстати, где он, этот самый Рататуев? На Чукотке, что ли?
С этими словами она подняла рыхлый, как бы ватный пласт бумаги, прикрывавший содержимое обманщицы-коробки, и все увидели, что внутри она разделена на ячейки, образованные пересекающимися картонными прокладками. А в ячейках этих помещались такие… такие… словом, некие штучки, при виде которых даже многоопытная Томик взялась пальцами за напудренные щеки и пролепетала — именно пролепетала (наверно, первый раз за всю свою промтоварную карьеру):
— Эт-то еще что за фигли-мигли…
Фоминишна близоруко склонилась над коробкой, зачем-то сняла очки, снова их надела, после чего повернулась к своим подчиненным и развела руками:
— Я в торговле без малого уж сорок лет, однако ничего похожего…
Дело происходило в подсобке, в обеденный перерыв, поэтому весь боевой отряд Фоминишны — четыре молодых особы, хоть и разных по обличью, но в чем-то очень и очень схожих (профессия, видно, такая, что налагает некий отпечаток) — полностью наличествовал тут. Их промтоварный магазинчик был небольшой, но, как бы это сказать, всеядный. Здесь торговали всем, начиная от иголок-ниток и кончая японскими сервизами и дубленками (последние, понятно, не для всех). Деревянный, невзрачный (в субботу сто лет исполнится), окруженный каменными пятиэтажками, он стоял вроде бы и в центре областного города, но как-то в сторонке, на задах, будто стараясь стать незаметным, но был широко известен под названием «хитрый магазин», — видать, было за что… Говорили, его вот-вот снесут к чертовой бабушке, однако ножи бульдозеров почему-то все время обходили его стороной.
Коллектив подобрался дружный. За годы совместной работы вынесли многое. Отбивали атаки разъяренных покупателей из тех, кого хлебом не корми, а дай покачать права, потребовать книгу жалоб, а чуть что — грозящих написать в Москву. И ведь писали. Не раз писали. И в Москву, и в областные организации. Ничего, проносило как-то. Ну, само собой, бывали и ревизии, но тут попадался ревизор большей частью обходительный, вежливый. С напускной строгостью листал бумаги, а что их листать-то — там полный ажур! Дуры здесь, что ли, работают? Да и как ему не быть, ажуру, если никто не ворует, не подчищает цифры лезвием бритвы, не заливает чернилами сомнительные места. Нет, все было честно, чинно, благопристойно, однако, допустим, когда та же самая Томик королевой стояла за прилавком, каждый имел возможность любоваться ее пальцами, на которых блистали сразу по два золотых украшения с драгоценными камнями. А на груди, а на запястьях, а в ушах, а на шее… Бог ты мой, как все это сверкало и сияло! И почти каждый день что-то новенькое. Эх, жаль, нельзя ходить на работе босиком, а то Томик и пальчики ног украсила бы достойным образом. И это при ее-то скромной зарплате!.. М-да…