- Верно, но не понимаю вас, - начал нервничать прокурор, - мы так долго можем упражняться в лингвистике. Я уважаю вас, Илья Николаевич, но я должен делать свою работу. Пожалуйста, назовите фамилию донора, как он к вам попал? Это было ДТП или совершенное преступление? Предъявите письменное согласие донора или его близких родственников на изъятие и пересадку сердца больному Каратаеву. И, пожалуйста, Илья Николаевич, без излишней словесности.
- Хорошо. Вот вам краткий ответ - ни я, никто-либо другой из хирургов мой клиники пересадку сердца больному Каратаеву или другому больному не производили. На этом все. Прошу, - Борисов указал рукой на дверь.
- Пождите, - опешил прокурор, - но вы же сами сказали, что оперировали больного Каратаева с пересаженным сердцем?
- Верно, я оперировал Каратаева, но пересадкой сердца в соответствии с прописанным законом не занимался. Я вырезал его сердце и выкинул, а вместо этого поставил протез, искусственный моторчик, если хотите. И нет никакого донора. Если быть точным, то это не пересадка сердца, а постановка протеза, на установку которого не требуется квалификация трансплантолога. Пусть жалобщики-коллеги успокоятся - Закон в моей клинике не нарушался. Искусственное сердце будем производить и ставить на счастье и радость больных людей. А вам советую заняться своими прямыми обязанностями, - Борисов ткнул пальцем в заявление, - это не заявление, это ложный донос. Господа заявители прекрасно знали, что я не пересаживал сердце, а поставил биопротез вместо больной мышечной сердечной ткани. Они знали, что нет никакого донора, но просили проверить его письменное согласие на пересадку. Ложный донос - это уголовная ответственность. Вот и займитесь делом, а не упражнением в лингвистике. Всего доброго, до свидания.
* * *
Военный городок в Н-ске жил своей довольно непростой жизнью. Раньше он славился чистотой, порядком, практически полным отсутствием преступлений. Весь город завидовал проживающим там людям, но сейчас все изменилось до наоборот. Пришел налоговый инспектор со своей ротой девочек и кончилась прелестная жизнь военного городка. Военное училище, на котором держался порядок, формально влили в состав другого, кое-какие ценности вывезли и забыли о существовании оного. Земля и инфраструктура остались с бумажным далеким хозяином, и началась лихая жизнь привыкших к порядку граждан. Никто не убирал мусор и снег, не посыпал дорожки песком. Контрольно-пропускной пункт на территорию сняли, и горожане заполонили ранее запретную местность своими ларьками и мелкими фирмочками. Магазины на военном снабжении перестали работать и жизнь в городке потекла обычным порядком в худшем своем проявлении. Город за территорию не отвечал, она ему не принадлежала, а военным содержать гражданских лиц тоже было вроде бы ни к чему. Дома никто не ремонтировал, системы канализации, отопления и водоснабжения приходили в негодность, держась на честном слове еще советской прочности. Не один год шли переговоры с военными о передаче территории с инфраструктурой в собственность города, но так разговорами и оставались на разных уровнях. Ходили люди по неубранным улицам, поскальзывались на ледяных участках снежных тропинок, замерзали в плохо отапливаемых домах. Писали в разные инстанции, бились и терпели - все равно другого места для жилья не было. Но жили надеждой и видели свет в конце тоннеля.
Вместе со всеми проживал и давно ушедший в отставку по минимальной выслуге лет майор особого отдела Александр Маратов. Даже при минимальной выслуге он получал пенсию больше майора полиции, вышедшего на пенсию по максимальной выслуге лет. Несмотря на советское воспитание, он сразу просек, что из армейской контрразведки надо бежать, налоговик разваливал армию под корень и делать в ней настоящему офицеру нечего. Так он считал, наблюдая армейский хаос своими глазами. Закончив высшую школу КГБ СССР, Маратов научился не только писать отчеты о важности своей работы, но и кое-чему другому, не смотря на то, что за весь период своей службы так и не поймал ни единого предателя-офицера или шпиона. Куда-то бегал-ходил, что-то делал, писал много и ушел на пенсию.
Но он сразу просек, что в этой неразберихе можно неплохо поживиться. Если у всех офицеров в отставке, их жен и других жителей военного городка мысли крутились около передачи земли и недвижимости в пользу города, чтобы появился реальный собственник, обслуживающий инфраструктуру, то Маратов думал совсем о другом. Он произвел грубый расчет и немедленно зарегистрировал ООО на подставное лицо. Нанял еще одного человека, с которым связывался по телефону, зарегистрированному на умершего человека. Тот человек обошел все квартиры в городке, вручив квитанции об оплате за два прошедших и текущий месяц, пояснил, что в переходный период коммунальными услугами занимается соответствующее ООО "Коммунальщик". Платить все равно необходимо, номер счета на квитанции имеется.
Три тысячи квартиросъемщиков объективно вздохнули - наконец-то хоть что-то проясняется и заплатили по квитанциям за три месяца на указанный счет. ООО "Коммунальщик" перевел все деньги в офшоры и через ряд банков и стран денежки осели на счету Александра Маратова, пробежавшись даже не по одному континенту. Сам "Коммунальщик" перестал существовать. Всего за месяц Александр заработал двадцать пять миллионов рублей и далее рисковать не стал, оборвав все возможные связи с человеком, разносившим квитанции по квартирам. Лично он встречался с ним только два раза и без грима его узнать невозможно, телефон и симка уничтожены. Заметать следы его хорошо научили еще в советское время.
Сейчас Маратов рассматривал различные варианты использования полученной суммы. По всему выходило, что лучше жить на проценты. Тогда он мог пользоваться ежемесячно, если брать восемь процентов годовых, суммой чуть более двухсот тысяч рублей вместе со своей пенсией. Почему бы и нет, но надо все-таки купить коттедж и приличную машину. Маратов не беспокоился, что ОБЭП уже начал поиски руководства ООО "Коммунальщик". Если хорошо постарается, то найдет от мертвого осла уши, а конкретнее могилку на кладбище. К нему тоже приходил человек, который вручил квитанцию об оплате, ничего не заподозрив и не узнав своего благодетеля. Но даже на него полиция не выйдет, а потому беспокоиться не о чем. Единственное неудобство вызывало никудышное отопление в квартире. Он знал, что уголь в кочегарке заканчивается и необходимо ускориться с приобретением нового жилья. О том, что люди заплатили и станут замерзать в собственных квартирах, Маратов совершенно не волновался. Воспитанник советского времени очень быстро впитал в себя отрицательные черты капиталистического общества. Это позитив воспитывается годами, а все нехорошее прививается сразу, если вообще прививается.
Маратов изучал предложения агентств по недвижимости, когда в его комнате появился мужчина с очень знакомым лицом.
- Бонд, Джеймс Бонд, - представился он.
- Какой еще на хрен Бонд, ты как в квартиру вошел? - спросил ошарашенный Маратов.
Он видел, что мужчина, однозначно похожий на известного артиста, удобно устроился в кресле. Обаятельный шотландец Шон Томас Коннери, английский актер, своей притягательной улыбкой раздражал хозяина квартиры. Обученный приемам конспирации и наложения грима, Маратов отдавал должное неизвестному.
- Шону Коннери сейчас где-то лет восемьдесят шесть, а вам на вид не дать и сорока. Так что делает в моей квартире британский агент ноль, ноль семь или русский бандит?
Маратов задал вопрос, оценивая обстановку. Мужчина явно сложен спортивно и накачен, обучен приемам бесшумного проникновения в квартиру. С таким лучше не начинать сразу физического контакта по задержанию, а выяснить причину прихода. Это явно не вор и не грабитель, сам Маратов давно не является секретоносителем. Тогда зачем он пришел? Его интересуют старые связи?
- Оставим беллетристику в покое, Александр. Вы выкачали мошенническим путем из жителей военного городка двадцать пять миллионов рублей. Уже завтра закончится уголь, и кочегарка встанет, а на улице минус двадцать и может похолодать. Необходимо деньги вернуть немедленно, но не гражданам, а администрации города на содержание инфраструктуры. Все свои махинации опишите в чистосердечном признании и вызовите сотрудников УБЭП.