— Не трогать! Это приказ!
Сотники молчали. «Ермак приказал — это хорошо. Но как объяснить это остальным? И что делать, если казак не подчинится? Об этом лучше не думать. Его, конечно, накажут, после чего он может стать калекой».
— А потом? — спросил другой казак.
— Посмотрим. Я переговорю со Строгановыми и узнаю, на что мы имеем право, а на что нет. Обещаю, что они не сделают нас цепными псами! — Ермак выпрямился. Его глаза блестели. Он уже чувствовал себя покорителем и поспешил об этом объявить: — Мы станем самыми известными казаками России! — воскликнул он, вдохновлённый собственными мыслями. — И ни один царь больше не назовёт казаков разбойниками и грабителями!
Наступал исторический момент. Мечта должна стать реальностью...
Пока сотники находились у Ермака на совещании, а казаки обустраивали лагерь, три отряда по десять человек отправились к реке, чтобы набрать воды в кожаные бурдюки. Другие казаки повели поить лошадей к мелководью, и среди тех, кто вёл большой табун на водопой, была Марина.
На этот раз Люпину было проще. Ещё до совещания Ермак приказал казакам во время похода не беспокоить крестьян, поэтому они не разбойничали так нагло, как раньше — эта перемена была понятна Люпину — ведь они пришли в землю Строгановых, в отдельное государство в царстве российском. Люпин понял, что раз Ермак сдерживает казаков, то не за горами время, когда можно будет забрать дочь...
Он смешался с удмуртами, надвинул шапку на глаза и наблюдал, как казаки ведут лошадей к реке. Впечатляющая картина: около шестисот осёдланных лошадей с мешками, наполненными добычи. Лошадей, которые не боялись расстояний и ели как гнилую солому с крыш, так и сочную траву. Лошадей, которые никогда не уставали и не болели; которые были такими же храбрыми, как и седоки.
Люпин сразу увидел Марину. Она, верхом на буланой лошади, ехала на водопой последней, и была не в безразмерной рубахе и смехотворно больших сапогах, а в настоящей казачьей форме, немного широкой в груди, с широким кожаным ремнём и тёмно-красной папахой на обрезанных светлых волосах. На ремне, как у настоящего казака, висел кинжал, и когда она размахивала нагайкой и кричала «Но! Пошла!», то ничем не отличалась от остальных.
«Хорошая маскировка, — подумал Люпин, довольный и даже гордый за дочь. — У неё всё получается! Умница! Но скоро эта игра в прятки закончится... И мы вернёмся в заново отстроенную Новую Опочку».
Он пробрался к водопою, избегая встречи с казаками, и стал ждать на берегу удобного момента. Марина находилась посреди табуна на мелководье. Топот, хрипы, ржание и фырканье были такими громкими, что едва ли можно было услышать выстрел из пушки. Шестьсот лошадей поднимали неимоверный шум.
Тем не менее, Люпин решил свистнуть знакомым всем жителям Новой Опочки свистом. Он сунул два пальца в рот и дунул. Раздался резкий свист. Многие пробовали так свистеть, но у них получалось жалкое шипение. Лишь священнику Новой Опочки, когда тот украдкой упражнялся за иконостасом, однажды удалось пронзительно свистнуть, при этом старуха, молившаяся перед иконой святого Серафима, упала в обморок, полагая, что это свистнул святой. После этого священник оставил свои упражнения.
Люпин свистнул, и то ли случилось чудо, то ли дул благоприятный ветер, или существует такая вещь, как связь двух душ — во всяком случае, Марина повернулась и увидела на берегу мужчину.
Люпин украдкой махнул рукой и снял шапку, показывая седину.
Он увидел, как Марина вздрогнула, прижала руку к сердцу, как осторожно огляделась, а затем медленно, чтобы никто не заметил, стала проталкиваться на своей лошади к берегу.
Спрыгнув в нескольких метрах от Люпина, она отпустила лошадь и побежала к нему навстречу.
Дыхание Люпина стало прерывистым. «Боже мой, — взмолился он, — не дай моему сердцу остановиться от радости! Позволь мне пережить этот момент встречи. Марина, доченька!» Он стоял, как парализованный, и видел в Марине ещё ребёнка, но в ней уже проявлялась, как из тумана, будущая женственность. «Я так долго ехал, Боже, — подумал он — так долго... и теперь готов умереть. Я мечтал об этой встрече сотню раз и сейчас упаду, как бык на бойне. Марина, доченька!»
— Отец, — сказала она и остановилась не в состоянии ни обнять его, ни прикоснуться — она стала казаком.
— Сердечко моё... — пробормотал Люпин. После этих слов туман рассеялся, Люпин отчётливо увидел перед собой Марину и ожил. — Доченька! Ты выглядишь, как настоящий казак.
— Боже мой, откуда ты здесь, отец?
— Я всё время ехал за вами, — тихо сказал Люпин. — Всегда находился рядом с тобой, Мариночка. Ты была не одна. — Он не двигался, и тот, кто смотрел на них издалека, мог подумать, что парнишка задержал старика и допрашивает его. Мушков был на совещании у Ермака, остальные казаки занимались лошадьми.