— Мы немного другие, Иван Матвеевич.
— Тогда иди ко мне! — Он протянул к ней руки, но кинжал помешал ему шагнуть вперёд.
— Но ты по-прежнему казак! — медленно сказала Марина.
— Я никогда не стану другим! — выкрикнул он.
— Тогда между нами ничего не будет, медвежонок, — тихо сказала она. — Тебе придётся лопнуть! Выйди и сделай это снаружи...
Мушков, громко ругаясь, выбежал из комнаты с воплем, что сейчас же возьмёт сразу пять девок. Но перед домом сел на скамейку, вытянул ноги и стал неистово пинать пыль каблуками. Это не сильно помогло, но немного сняло напряжение в голове, втоптало тоску и отчаяние в мягкую, податливую землю.
Глава шестая
Трудно поверить, как быстро проходит год. Недавно ещё было лето, и можно было лежать на мягком лугу, и вот уже холодный ветер с севера выдул летнее тепло, всю неделю шёл дождь, земля размякла, дороги стали непроходимыми, а небо висело так низко, что можно почти до него дотянуться... А потом пошёл снег, ударили морозы, Кама замёрзла, жители Орла пробивали лунки во льду и ловили рыбу. Белую землю окутала тишина.
У охотников началась горячая пора — на санях, на снегоступах и на оленьих упряжках они охотились на рысь и куницу, горностая и соболя, норку и лис. Богатство стекалось в дом Строгановых со всех сторон.
Казаки скучали. Прийти на Пермскую землю, чтобы дремать и время от времени играться с доступными девками? Разве Строгановы не обещали богатую добычу в стране под названием Мангазея? Они пришли, чтобы завоевать её — или, как сказал царь, для защиты христианства от языческого царя Кучума по другую сторону скалистых гор Урала. Они мечтали о золоте и драгоценных камнях, а что получили? Лишь, мягко говоря, до тошноты скучную службу, иногда верховые забавы, драки с местными из-за всяких пустяков и, конечно же, из-за женщин. Да, и ещё проклятая муштра Ермака, новшество, которое казаки переносили с молчаливым удивлением.
Всё началось с того, что в войске изменился порядок. Частная армия Строгановых теперь насчитывала восемьсот сорок человек, которые Ермак разделил на конные отряды, каждым отрядом командовал гетман. У них в подчинении находились есаулы, потом сотники и полусотники... Вернулся старый казацкий порядок, давно забытый за давностью лет. Атаманом, гетманом над всеми гетманами, был Ермак Тимофеевич, его заместителем — Иван Мушков, в этом ничего не изменилось.
Новой стала только должность ординарца Ермака, который должен передавать приказы гетманам и есаулам, всё знать и во время боя на самой быстрой лошади поддерживать связь между разными подразделениями и атаманом.
Ермак назначил на эту важную должность молодого Бориса Степановича. У Мушкова глаза на лоб полезли, когда Ермак поздравил и обнял Марину.
Ей уже было больше шестнадцати, но она ещё не походила на женщину. Груди едва наметились, правда, бедра округлились, стройные ноги в казачьих сапогах торчали, как розы в вазе... Мушков стал таким поэтичным, когда посмотрел на Марину!
Её облик потерял детскую округлость и обрёл красоту упрямой, своеобразной личности с весёлыми голубыми глазами, мягкой линией губ и двумя ямочками на щеках, когда она улыбалась. Тогда обнажались белые зубы, язык быстро, по-змеиному, облизывал губы, и Мушков снова предавался мечтам о том, как будет целовать эти губы. «Я прилипну к ним, как муха к клею, — думал он. — Я никогда не оторвусь от этих губ, задохнусь от её поцелуя. Святой Андрей, когда я, наконец, её получу, моё сердце остановится».
Когда Ермак обнял Марину, Мушкова объял ужас. «Если он не совсем уж бесчувственный чурбан, то заметит, что Борис — девушка, — пронзила его жуткая мысль. — Он прижал её к себе и должен почувствовать её грудь! Какой мужчина этого не заметит, а тем более Ермак!»
Но ничего не произошло. Ермак отпустил Бориса, а затем новые гетманы, есаулы и сотники собрались, чтобы также поздравить «малого», как они его называли. Какой успех! Год назад он был добычей Мушкова и каждый день получал пинки, как часть обучения. Никто не умел ездить верхом, как Борис, даже лошадь Ермака он приручил как ягнёнка.
— Ты знаешь, насколько близко ты была от смерти? — хриплым от пережитого ужаса голосом спросил Мушков, когда остался наедине с Мариной. — Если бы Ермак узнал, что ты девушка...
— Что бы ты тогда сделал? — спросила она, упёршись руками в бока. Папаха была надета набекрень, белокурые волосы слегка отросли, что придавало её лицу благочестивую мягкость, перед которой Мушков мог бы встать на колени.
— Ничего! Что я мог бы сделать?