22 июля ярко светило солнце. Земля блестела, как отполированная, но от копыт в небо поднимались клубы пыли, когда по ней проскакала тысяча казаков — впереди казаки с вымпелами на пиках, за ними горнисты, а потом колышущаяся масса всадников. Казалось, будто сама земля отправилась в путь и каждая пылинка приняла новый образ — сердце останавливалось при виде столь мощной и крепкой силы.
На ровной степной местности невысокие, узкоглазые остяки и вогулы встретились с казаками Ермака, которые не могли скрыть радости, что снова идут в бой.
Они стояли напротив, две маленькие армии, намеренные уничтожить друг друга.
Мурза Бегули, как и Ермак, находившийся во главе своего войска, прикрыл ладонью глаза от солнца. Прежде он никогда не видел казаков. Для него это были обычные верховые крестьяне, только вооружённые, частная армия Строгановых, которую он много раз побеждал.
— Мы сомнём их! — крикнул мурза. — Вперёд!
В тот же миг Ермак крикнул, нахмурив брови:
— Растянуться цепью! Горнисты, трубите атаку! — Он поднялся в стременах и поднял вверх кулак. — Борис, скачи до третьей и четвёртой сотни! Атакуем с флангов! Казаки, вперёд!
Резкий крик разорвал солнечный день. Остяки и вогулы ответили звонким воем. Марина развернула лошадь и тут же заметила, что Мушков потерял самообладание. От страха за Марину он, казалось, забыл всё, чему научился за долгие годы казачества. Вместо того, чтобы остаться с Ермаком, поскакавшим вперёд, он последовал за Мариной.
Вокруг неё бушевало сражение, развевались гривы лошадей, проносились ревущие казаки с опущенными пиками, привставшие в стременах стрелки палили на полном скаку в воинов Бегули, несущихся навстречу.
Даже не получив приказ, казаки развернулись в знаменитый казачий «веер». Сотни скакали на врага широким фронтом, как неистовые дьяволы. Копыта били по пыльной земле, звучали горны, блестели клинки сабель и наконечники пик.
— Марина! — крикнул Мушков. Он забыл про осторожность и выкрикнул её имя. — Стой!
— Иван! — крикнула она в ответ. — Держись рядом!
Они поскакали вперёд, обогнали на своих быстрых лошадях остальных и оказались в авангарде, рядом с Ермаком,.
В жёлтом облаке пыли, пронзительно крича, как стая обезьян, остяки и вогулы неслись им навстречу.
— Ты не должен умереть! — крикнула Марина. — Иван, я люблю тебя!
И тут случилось то, чего в общей сутолоке никто не видел, потому что пыль окутала поле боя, и все смотрели только вперёд, на врага, которого нужно убить...
От резкого толчка Мушков вылетел из седла, покатился по земле и замер, закрыв голову руками в ожидании, что сотни лошадиных копыт затопчут его насмерть. Но он получил лишь несколько ударов, а вокруг поднялась пыль и скрыла его. Он смутно слышал, как вдалеке сошлись две армии и сквозь клубы пыли пронеслись первые смертные крики.
Он сел и увидел, что его лошадь стоит позади, рядом с лошадью Марины, а она сама стояла, расставив ноги, с пистолетом в руке, в сдвинутой на затылок красной папахе, и наблюдала за сражением.
Мушков с трудом поднялся и прихрамывая подошёл к ней.
— Я упал с лошади... — сказал он, выплёвывая пыль. — Впервые в жизни упал с лошади во время атаки! Ничего не понимаю...
— Тебя столкнули! — спокойно ответила Марина.
И тут на неё с криком бросился вогул, прорвавшийся через казачий «веер». Марина подняла пистолет, быстро прицелилась и выбила желтолицего всадника из седла. Мушков выхватил из её руки пистолет и растерянно уставился на неё.
— Столкнули? — повторил он.
— Да, я столкнула тебя с лошади! Ты должен жить — и ты жив! Я люблю мужчину, а не крест на холме. Мушков, я так счастлива, что мне это удалось...
Она встала на цыпочки и поцеловала его.
— Я погиб! — тихо сказал Мушков. — Ради всего святого — я больше не казак...
Небольшая армия мурзы Бегули, быстрые, узкоглазые остяки и вогулы, была разбита. Казаки добивали противника, как стаю крыс. На полном скаку они стреляли во всадников, кололи пиками или рубили саблями — и всё это с победным рёвом, с поистине дьявольским желанием убивать.
Больше года казаки скучали, занимаясь лишь тренировками в ожидании сражения — на полном скаку атаковали соломенные куклы, привязанные за шею к деревянным столбам. Теперь они косили саблями низкорослых остяков, выбивая их из сёдел, как крестьяне косят созревшие колосья; раскалывали им головы, разрубали плечи, кололи и кричали: «Гой!!! Гой!!!»
Воины мурзы никогда не испытывали такого натиска. Сопротивление поселенцев — совсем другое дело. Ожесточённые бои со строгановской частной армией в укреплениях — это честные битвы. Но эти ревущие и гогочущие казаки, жаждущие убивать – в них не было ничего человеческого. Это не укладывалось в голове. Вогулам оставалось только одно — спасаться, даже проявив трусость. Но разве это трусость — убегать от казака? Разве не надо убегать от дьявола?